Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история - Марк Арен Страница 33

— Не беспокойся, сынок, я лишнего не спрошу, — успокоил его Мустафа.

Вернувшись, они обнаружили, что стол уже был заставлен зеленью, соленьями, тарелочками с разными сортами сыров и бутылками с минеральной водой. Такая сервировка немного удивила Мустафу, поскольку была необычной для французской кухни.

— У нас тут свои обычаи, — усмехнулся адвокат. — Я еще успею вас ознакомить со всеми нюансами, однако вначале все-таки поговорим на другую тему. Насколько я понял, вы вполне удовлетворены результатами моего, так сказать, расследования, не так ли?

Мустафа кивнул, не понимая, к чему тот клонит.

— А я вот, как ни странно, нет, — сказал вдруг Блюменталь. — Я так и не понял, зачем вам это было нужно. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Не совсем, — ответил Мустафа.

— Ну что ж, придется перейти на личности, — вздохнул адвокат и, раскурив потухшую сигару, продолжил: — Ни для кого не секрет, что взаимоотношения турок и армян, мягко выражаясь, всегда отличались известной напряженностью. Представьте же себя на моем месте. Вас наверняка стал бы преследовать тот же вопрос, что не дает покоя и мне. Поясню.

Мне часто приходилось выполнять подобные расследования. Людям свойственно теряться на просторах Европы, и многих разыскивают родственники или друзья. Но к юристам обращаются обычно и в тех случаях, когда разыскивают должников…

Мустафа выдержал многозначительный взгляд Блюменталя, которым сопровождалась затянувшаяся пауза, и ничего не сказал.

— И я спрашиваю себя: зачем вы ищете этого человека? — наконец вымолвил адвокат, покраснев от напряжения. — Зачем? Я понимаю, что это меня не касается. Мое дело — выполнить заказ, получить деньги и забыть о выполненной работе. И если бы вы были, к примеру, пуэрториканцем, а он — японцем, у меня не возникло бы такого вопроса. Но…

— Понятно, — сказал Мустафа, — если турок ищет армянина, то дело пахнет кровью. Это вы хотите сказать?

— Я так не сказал…

— Могли бы и сказать. Я бы не обиделся. Зачем обижаться на правду? Да, это дело пахнет кровью. Месье Блюменталь, мне жаль, что я причинил вам столько душевных страданий. Но я не мог вам признаться в этом сразу.

— Признаться? В чем?

— В этом деле не турок ищет армянина. Нет. Я бы назвал это дело так: «сын разыскивает отца».

Таксист Рустам хлопнул в ладоши, подпрыгнув на месте:

— Так и знал! Я так и знал!

Адвокат Блюменталь выставил вперед ладони:

— В таком случае можете рассчитывать на меня и в дальнейшем. Я приложу все усилия, если вам потребуется еще какая-то информация. Осмелюсь вас заверить, я располагаю такими источниками…

— Да, мне потребуется новая информация.

Как мне найти то место, где они лежат? Мне очень важно знать, где их могилы, — глядя Блюменталю в глаза, спросил Мустафа.

— А-а-а… Все не так просто. — Адвокат окутался облаком дыма, погружаясь в раздумья. — Мне придется вновь окунуться в эти архивные дела. К сожалению, мой… э-э… если так можно выразиться, ассистент, который предоставил мне эту информацию из Марселя, временно не у дел, но после его возвращения на службу я возобновлю свои поиски…

Он не договорил, потому что официант поставил на стол блюдо с горой ароматного мяса.

— Косуля! — объявил Блюменталь и жестом дал понять, что время для разговоров кончилось, зато наступило время пиршества…

Мустафа рассчитывал не задерживаться в компании случайных знакомых, но чем дольше он сидел рядом с ними, тем меньше ему хотелось уходить. Эти люди уже не казались ему такими чужими. К тому же вопреки его опасениям адвокат отнюдь не торопился напиться. Они с таксистом выпили по паре рюмок водки — а третья рюмка так и осталась недопитой стоять на столе. Еда была вкусной, помещение — теплым и уютным, и Мустафе некуда было спешить. Так почему бы не посидеть тут еще, тем более что его собеседники неожиданно заговорили на тему, которая не могла его оставить равнодушным.

Речь зашла о том, как продвигается международная кампания по признанию геноцида армян. Рустам возмущался той ловкостью, с какой политиканы зарабатывали себе предвыборные очки на чужом горе. Стоило какому-нибудь кандидату в депутаты лишний раз произнести слово «геноцид», как в его копилке сразу появлялись голоса избирателей из армянской общины. Те же демагоги, что опирались на районы, населенные мусульманами, с такой же пылкостью доказывали, что никакого геноцида не было, и не без основания рассчитывали, что на выборах турецкие кварталы проголосуют именно за них.

— Дядя, ты только что из Турции, — обратился Рустам к Мустафе. — Вот и расскажи нам, что думают сами турки о геноциде — был он, или все это выдумки?

— Знаешь, сынок, никогда не верь тем, кто обвиняет целый народ, да еще до седьмого колена. Но если было преступление, значит, есть и преступник.

— Ну и кто преступник?

Мустафа на секунду замешкался с ответом. Он мог бы говорить на эту тему часами. Он владел обширной информацией. Но только сейчас давно известные факты вдруг предстали перед ним в новом свете.

— Скажем, армяне посчитали виновными в тех событиях около сотни государственных чиновников, — медленно начал он, тщательно подбирая слова. — Главными организаторами они назвали Талаат-пашу, Энвер-пашу и Джемаль-пашу. Эти трое были убиты уже к 1922 году. Армяне их застрелили. Такая же судьба постигла и всех остальных из «черного списка». Но, как видишь, столько лет прошло, а люди все не могут успокоиться. Наверное, следовало бы отрубить голову каждому янычару, который участвовал в резне, так, что ли? И повесить каждого стамбульца, который стоял в толпе, когда на площади вешали армянских врачей, юристов, писателей?

— А ты сам как думаешь, дядя?

— Я не могу об этом думать, — признался Мустафа, потирая лоб. — Особенно сейчас…

— Когда мы говорим о тех страшных событиях, я бы не стал обвинять одну только Турцию, — заговорил адвокат Блюменталь. — Там были замешаны и другие страны. Одни провоцировали армян на восстание, обещая им поддержку. Другие разжигали турецкий шовинизм, подталкивая народ к резне. Но позвольте спросить, знакома ли вам такая личность — Лоуренс Аравийский?

Английский разведчик Томас Эдвард Лоуренс не служил никому, кроме британской короны, хотя его и называли Аравийским. Арабы, возможно, считали его своим другом. Не будь его, вероятно, на карте послевоенного мира не появилось бы королевство Ирак. От Бейрута до Пешавара и Карачи — везде он был как дома. Потому что Лоуренс был подлинным британцем, одновременно и сыном, и слугой империи.

Я не любитель шпионских романов, и знаменитые разведчики никогда не были моими героями. Кстати, я считаю, что хороший разведчик не может быть знаменитым. Даже после смерти его тайна должна сохраняться, потому что живы люди, работавшие с ним. Но Лоуренс был не разведчиком. Он был политиком. Когда-то я наткнулся на одно интервью с ним, и, признаться, прочитав его, я стал несколько иначе смотреть на историю армянского геноцида.