Бес смертный - Алексей Рыбин Страница 33

– Сама сказала – раздевайся. – Я улыбнулся. – А выпить не слабо?

– Не слабо, не слабо. Есть будешь?

– Нет, не хочется.

Я поднялся с пола и, оставшись в одних трусах, тоже, правда, мокрых, прошлепал на кухню.

– Ты как будто помолодел, – сказала Зоя Кропоткина, внимательно меня разглядывая. – Подобрался как-то. Ростом, что ли, выше стал?

– А мне показалось, что ты стала ниже, – сказал я.

Зоя промолчала. Еще раз погладила меня взглядом (по коже побежали мурашки) и отвернулась.

– Трусы тоже можешь снять. Застудишь яйца, в твоем возрасте это дело, сам понимаешь, серьезное. В ванной мой халат, полотенце.

Когда я вышел из ванной, Кропоткина уже разлила коньяк по рюмкам.

– Ну, за встречу, – сказала она. – Я правда с утра все тебя вспоминала. Показалось, что у тебя какие-то неприятности.

– Давно тебя мои неприятности стали интересовать? – спросил я грубее, чем мог бы.

– Да не в этом дело. Просто… А что, у тебя действительно что-то случилось?

– Да ни хрена у меня не случилось. У меня уже ничего случиться не может. Все случилось давным-давно. Ничего нового уже не будет.

– Ладно тебе. Похмелье, что ли, давит? Что за депрессия?

– Никакой депрессии. – Я подошел к столу и взял рюмку. – Я отлично себя чувствую. Ты спросила – я ответил. Что может со мной случиться? До новой мировой войны, судя по политическим прогнозам, я просто не доживу. Всю музыку, какую хотел, я уже написал…

– Ну, этим можно заниматься всю жизнь…

– Нет, я тебе говорю то, что знаю! Точнее, знаю, что говорю. Я чувствую: в этом информационном поле я уже сказал все, что мог. Больше ничего хорошего не придумаю. Так, поиграться, разве. Книги все прочитал, дальше читать неинтересно. Баб… Извини, конечно, но тоже, можно сказать, – я кашлянул и посмотрел в окно, – можно сказать, познал. Все пластинки, какие хотел, купил.

– Ты что тут, рыдать ко мне пришел? Всегда был нытиком.

– Да нет, ты спросила…

– Ты ответил. Я поняла. Давай за встречу, тем не менее.

Мы выпили и я, хотя еще секунду назад не собирался этого делать, в один шаг оказавшись рядом с Кропоткиной, притянул ее к себе. Махровое полотенце приятно щекотало пах.

Реакция Зои меня удивила. Она не оттолкнула меня, но и не задышала в ухо. Зоя как-то по-детски прильнула ко мне, всхлипнула, потом еще раз всхлипнула и занюнила, как трехлетняя девочка, засопливилась, заикала – ннняяяя, уиииии… Тихонько так, жалобно…

– Ты что? – спросил я шепотом.

Зоя продолжала подвывать.

– Перестань, Кропоткина, что случилось? Ты все про меня да про меня. Может, с тобой что? Я вот совсем к тебе не собирался, а принесло…

– Да ничего, ничего. – Бывшая жена моя отодвинулась, взяла бутылку и снова наполнила рюмки. – Все нормально. Все. Сама не знаю. Так себя вдруг жалко стало… Накаркал. «Все кончилось, все прошло»… Зануда ты, Брежнев. Как был занудой, так и помрешь.

– Пошли в комнату? – сказал-спросил я.

– Пошли.

Я развалился в мягком кресле – Зоя принесла коньяк и рюмки – и, прихлебывая едкий южный напиток, стал разглядывать огромный плакат, украшающий стену гостиной, – «Пинк Флойд» первого состава. Юный, не очумевший еще от музыки Барретт (это потом он не справится с грузом, на него обрушившимся). Один из немногих, ненадолго почувствовавших всё величие музыки как таковой. Ну, наверное, не всё, всё никто не выдержит. Тем, до кого только начинает доходить истинная музыка, уже несладко приходится, а если ее услышать, так сказать, в полном объеме, понять, что же это такое на самом деле, откуда пришло и что в себе несет, – неизвестно, чем это может для человека закончиться. Барретт – не первый и не последний. Голову человеку свернуло напрочь.

– Как ты думаешь, Барретт с катушек слетел – от чего?

– Ясно, от чего, – ответила Кропоткина. – От колес и прочих излишеств нехороших.

– Да? Ты серьезно так думаешь? Это же слишком просто, – сказал я, вертя в руках рюмку. – Это объяснение для обывателей. Тупые критики, подвизающиеся на обсирании музыкантов, – те могут такие глупости говорить. Это их стиль. Но ты-то должна понимать…

– Знаю я все твои теории, – устало сказала Зоя. – Величие искусства. Ничтожность человека. Предохранители летят от перегрузки… Да?

– В этом роде.

– Очень романтично. К сожалению, все гораздо проще и хуевее.

– Да ничего такого особенно хуевого я, честно говоря, не вижу. Все идет как надо.

– Кому?

– Не знаю… Мне, например. Я вот всего, чего хотел, достиг. И ты.

– Ну да.

Два десятка… нет, десятка три лет тому назад мы с Зоей ездили «стопом» по городам и весям нашей страны. За границы страны нам было не выбраться по определению, никому, кроме коррумпированных партийцев, за границы страны было тогда не вылезти. А мы от коррумпированных партийцев тогда были так же далеко, как и сейчас.

Граница, конечно, была старой; нынешняя граница совсем другая, и по понятиям границы современной мы были в чужих, далеких странах много раз.

Ездили в Азию – в душных кабинах «МАЗов», «КРАЗов», «БЕЛАЗов», в «Волгах» и «Жигулях». На автобусах, электричках, поездах – бесплатно, конечно. Водилы сажали экзотических нас без вопросов. Вопросы начинались потом, когда мы уже сидели в кабине. На вопросы приходилось отвечать, это первое правило дороги. Тебя сажают и везут бесплатно для того, чтобы ты веселил водителя, развеивал его тоску-печаль, убивал невыносимое для рабочего человека одиночество.

Ездили мы летом, поэтому врать особенно не приходилось. Однажды Зоя раздавила в рюкзаке несколько баночек «Сопалса» – чистящего средства, вдыхая пары которого можно было ощутить что-то, отдаленно похожее на кислотный кайф. Конечно, это уже потом мы могли сравнивать. Тогда, кроме «Сопалса» и травы, мы ничего из стимуляторов сознания не употребляли, если не считать портвейна и водки.

В бензиновой вони, тяжело плавающей по кабине «ГАЗа», пары «Сопалса» были явно чужеродными, и водитель удивленно на нас посмотрел. Зоя честно достала из рюкзака банку чистящего средства и показала водиле. Тот посочувствовал. А я-то боялся. На самом деле, кому могло прийти тогда в голову, что красивая девушка нюхает чистящее средство, а не чистит им разные поверхности?

Менты первое время нас тоже не хватали, так как не было установки на хиппи. Тунеядцев хватали, пьяниц хватали, воров ловили, а хиппи не трогали. Был такой временной отрезок. Потом, правда, когда пришла установка, когда циркуляр был спущен и ориентировки изучены, тогда нас начали доставать. А в разгаре нашего с Кропоткиной «стопа» все было тихо и благостно.

Финансировал наши поездки я, спокойно совмещая идеологию хиппи со спекуляцией пластинками, джинсами и аппаратурой. Потом я узнал, что настоящие калифорнийские хиппи тоже пробивались торговлей – «фенечками», безделками собственного производства, теми же дисками и черт его знает чем еще. Травой, должно быть.