Кот в сапогах - Патрик Рамбо Страница 33

— У вас до неприличия веселый вид, дорогой мой.

— Я же предаюсь мотовству, пускаю свои деньги на ветер!

— Стало быть, вы еще не знаете.

— Что я должен знать?

— Наше «Кафе де Шартр» только что закрыли, а друзей отвели в арестный дом.

— Так давайте потребуем задержания тех, кто отвечает за это безобразие!

— Кого же именно?

Повисла пауза. Вопрос был не из приятных, он их смутил. Сент-Обен попросил своего друга Дюссо вмешаться, походатайствовать перед Фрероном, ведь он же пишет для него статьи и речи. Но Дюссо пожал плечами:

— Я уже много дней его в глаза не видел.

— А вы, Сент-Обен, похоже, не ознакомились с сегодняшним утренним выпуском «Народного глашатая»?

— Я был слишком занят — деньги транжирил.

— Так возьмите, почитайте.

Сент-Обен сдвинул на лоб свою давно уже ненужную черную повязку и, едва взглянув на газетный лист, тотчас убедился, что «Глашатай», доселе воспевавший подвиги молодых людей, проникся к ним внезапной враждебностью. «Королевское правление, — писал Фрерон или его новый секретарь, — это омерзительный режим, неужто вы мните, что его можно восстановить с такой легкостью? Для того ли мы ниспровергли Робеспьера, чтобы посадить на его место короля?» Швырнув низкопробную газетенку на стол, Сент-Обен предложил:

— Пойдем штурмовать Комитет общественной безопасности! Надавим на них как следует, благо не впервой.

— Вы забываете, что теперь там свирепствует Луве. Он нас ненавидит, вот и оскорбляет в своей газете.

— Мы часто заходим потанцевать в Хижину, — тихонько обронила Розали.

— А ведь точно! Она права! Терезия нас поддержит. Вспомните, сколько наших она спасла от гильотины в Бордо при Терроре! Пойду туда сегодня же вечером, потом вас извещу о результатах. Но где? Ведь «Кафе де Шартр» под запретом…

— В Национальной гвардии есть секции, которые всецело на нашей стороне, — сказал Дюссо. — Секция Лепелетье предоставила нам приют в бывшем монастыре Дочерей Святого Фомы. Их штаб состоит из шуанов, крайне настроенных против Конвента.

Ободренный новыми открывшимися возможностями, Сент-Обен распрощался с приятелями, но в такую рань и речи не могло быть о том, чтобы заявиться в Хижину.

— А хочешь, пойдем в «Рощи Идалии» сорить нашими ассигнатами? — предложил он Розали.

Ее привела в восторг идея прогуляться и вечерней порой повальсировать в зеленой гостиной под открытым небом в сиянии многоцветных фонариков, где однажды она уже выиграла на конкурсе танцоров массивный золотой браслет. Они наняли пронумерованный фиакр на стоянке под каштанами бульвара, и за пачку фальшивых купюр их отвезли к Монмартрской заставе. «Рощи Идалии» раскинулись на холме. Все здесь было оборудовано так, чтобы создать впечатление феерии. Аллеи и газоны кишели гуляющими. Парочка прошлась вдоль искусственного ручья вверх до питающего его ключа, который струился между причудливых камней. Они смеялись, как смеются в двадцать лет, забыв обо всем — о короле, комитете, моде, карательных походах и множестве других забот. Целовались возле шале, окруженного картонными скалами, потом зашли в замок из искусственного мрамора, позабавились игрой зеркал, бесконечно умножавших или деформировавших их отражения. Розали чуть не свалилась в бешеный горный поток, теснившийся меж валунов, и пережила мгновение испуга, ступив на лесенку, откуда вдруг выскочил китайский сюрприз-автомат и поднес ей пучок изящных перистых цветов. Перед часовенкой, которой умышленно был придан вид живописной руины, их встретил отшельник в грубошерстном монашеском балахоне с приклеенной бородой, окликнул, стал городить что-то про ожидающие впереди славные приключения. Они слушали, не уловив в его болтовне ничего серьезного, но ряженый малый, получив полную пригоршню ассигнатов, завершил свои предсказания куда более конкретным образом: «Я вижу всадников, несущих на своих киверах зеленое и красное, они подстерегают вас…» Человек прибавил еще: «Полиция, она везде, даже в воздухе».

У подножия волшебного холма реальность предстала им в виде эскадрона легкой кавалерии, прибывшего, несомненно, из пригорода. Верховые егеря испытующе разглядывали всех входящих в парк и выходящих оттуда. Стоило им приметить экстравагантно разряженных молодых людей, как они тотчас, пришпорив лошадей, устремлялись к ним, окружали, отделив от толпы, и уводили, держа сабли наголо, к фургону, стоявшему наготове возле старой таможенной заставы Монмартра. И ни одного протестующего голоса. В «Рощи Идалии» люди приходили потанцевать, посмеяться, судьба мюскаденов больше никого не интересовала, а здесь и подавно. Сент-Обен, остановившись возле декорации греческого храма, швырнул в траву свою трость, потом огромную треуголку и в бешенстве вскричал:

— Фрерон нас предал! И Баррас предатель! Нам не трости нужны, а ружья!

— Баррас на тебя не злится, — вздохнула Розали.

— Зато я на него зол!

— Я же тебе передала то, что он мне сказал…

— Знаю! Если я присоединюсь к той идиотской комиссии, куда меня пристроил твой муж, они не завербуют меня силком. Само собой! Но у меня есть принципы, которые я должен защищать от этих предателей!

Отшельник с бородой из пакли сочувственно поделился своим мнением:

— Если солдаты не схватят вас сегодня, они сделают это завтра. Ваш нелепый наряд выдает вас.

Сент-Обен и Розали дождались ночи, притаившись возле прозрачного водопада. Вот и оркестры заняли свои места. Тогда лишь они рискнули спуститься с холма, озаренного множеством зеленых фонариков. Стрелки, караулившие у Монмартрской заставы, исчезли со своим фургоном, полным мюскаденов, так что им не составило труда остановить один из многочисленных фиакров, подвозивших гуляк к «Рощам Идалии». Они быстро добрались до центра города и своей улицы Дё-Порт-Сен-Савёр и сумели проскочить мимо гостей, собравшихся в салонах Делормеля. Войдя в свои апартаменты, Сент-Обен первым делом вытащил из сундука темный редингот.

— Ты куда-то еще собираешься?

Розали была в тревоге, но коль скоро она без конца только и делала, что тревожилась, Сент-Обен ответил ворчанием. Он заменил свои башмаки с пряжками на сапоги, пригодные для долгой ходьбы.

— Ты дождешься, что тебя арестуют…

— Вовсе нет. Я ничем не отличаюсь от любого другого, — буркнул он, напяливая вместо треуголки черную шляпу с широкими полями.

— Не надо, не ходи…

— Я должен повидать Терезию, ведь сам вызвался, к тому же именно ты подала мне эту мысль.

— И сглупила.

— Когда я предлагаю друзьям выход из положения, я слово держу.

Он поправил галстук, взял свою трость со свинчаткой и поцеловал Розали в лоб:

— На эту ночь я оставляю тебя твоему супругу.

— Нет. Я жду тебя.

Он торопливо вышел, разминувшись на первой площадке со своим новым образом, шагнувшим навстречу из зеркала, услышал музыку и смех на первом этаже, кажется, узнал даже певучий голос Барраса и быстро вышел во двор. Прошагал по улочкам квартала. Чтобы обойти Пале-Рояль и подходы к нему, которые, как он подозревал, охранялись, двинулся напрямик по улице Булуа, неизменно людной и полной заезжих провинциалов, привлекаемых сюда здешними меблированными гостиницами, что объясняло также наличие тут же конторы дилижансов, обслуживающих Руан, Орлеан, Бордо. С некоторых пор старые масляные лампы, гаснувшие от малейшего ветерка, заменили новыми фонарями, где стекла сзади были превращены в зеркала, направлявшие свет вперед, однако нутряной жир, вытапливаемый для них на Лебяжьем острове, приходилось экономить, так что в лунные ночи они не горели; в данном случае так и было. Поэтому Сент-Обен шел, защищенный и своей неброской одеждой, и ночной темнотой. В самых узких переулочках ему приходилось остерегаться только веревок, которые воры натягивали над самой мостовой, чтобы буржуа падали — в этом положении удобнее обшаривать их карманы. Издали ему видна была площадь Карусели и с краю левого крыла Тюильри светящиеся четырехугольные окна Комитета общественного спасения: эти господа бодрствовали допоздна и сейчас, может статься, решали его судьбу. А он продолжал свой путь по улице Орти, затем направо берегом Сены, дошагав до развилки дорог, где начинается улица Верт, свернул и направился к Хижине, пробираясь в густых потемках на звуки арфы, что доносились оттуда.