Армен - Севак Арамазд Страница 33

Не доходя до перекрестка, в небольшом дворике в глубине улицы, Армен заметил женщину с худым, костистым лицом, длинными волосами и отрешенным взглядом. Она сидела под единственным в этом дворике деревом и покачивала головой. У ее ног на коленках стоял лопоухий малыш трех-четырех лет и просительно заглядывал ей в глаза. Очевидно, он что-то спрашивал, а мать в ответ лишь качала головой. Армену почему-то показалось, что женщина эта со времени Сотворения мира сидит под этим деревом и качает головой. Он подошел и спросил, как ему найти хлебный магазин, но как раз в эту минуту мимо с адским грохотом проехала машина, заглушив его слова. Ничего не понявшая женщина увидела лишь протянутую руку Армена и уставилась на него в недоумении. На миг Армен испытал такое чувство, точно он попрошайка и просит у нее милостыню — кусок хлеба. Он резко повернулся и ушел, в то время как женщина снова приняла ту же позу, продолжая покачивать головой…

Духота накатывала на Армена горячими волнами, затрудняя дыхание. На углу улицы, с которой непосредственно начинался Большой перекресток, перед небольшим строением спиной к нему стояла на ступеньках пожилая тучная женщина и, склонив голову, гремела ключами. Что-то подсказало Армену, что это и есть хлебный магазин, и он побежал. Он достиг ступенек в ту минуту, когда женщина уже вложила ключ в замочную скважину и усердно запирала дверь.

— Не закрывайте, прошу вас, мне нужен хлеб, — сказал он, тяжело дыша, и сердце у него зашлось от царившего здесь сладкого, головокружительного аромата.

— Закрыто, — не глядя, равнодушно бросила в ответ женщина и, повернувшись, положила ключ в карман.

Было что-то необратимое в этом жесте, и Армен встревожился.

— Но ведь я… — начал он дрожащим голосом…

— Никаких «но», — отрубила женщина и стала спускаться, держась за перила.

Растерянным взглядом Армен невольно проследил за тем, как, сотрясаясь всем своим грузным, бесформенным телом, мучительно медленно сходила она по ступеням. Казалось, прошли долгие часы, прежде чем женщина поставила ногу на землю.

— Ты опоздал, — хриплым мужским голосом сказала она и от удовольствия захлопала глазами. — Почему это я должна мучиться из-за тебя? Пока снова открою дверь, войду в магазин, дам тебе хлеба, снова выйду, снова запру дверь… Да за это время я уже полпути пройду… — она окинула его бесцеремонным инквизиторским взглядом и усмехнулась, отчего редкие черные волоски на ее верхней губе задрожали.

Армена обескуражила эта непробиваемая логика.

— В «Мечте» купи, — не слишком любезно подсказала женщина и пошла, передвигая ноги так медленно и тяжело, что со стороны казалось, будто она не идет, а покачивается, стоя на месте.

На противоположной стороне начинался Верхний Китак, заметно отличавшийся от Нижнего. Здания там были выше, ухоженнее, они и задуманы были как-то более обстоятельно и амбициозно, в то время как единственным украшением этой стороны был невзрачный газетный киоск, уже закрытый. Перекресток оглашался сигналами бесчисленных машин, сновавших в разных направлениях, а иногда, словно для контраста, здесь появлялись доверху нагруженные сеном самодельные крестьянские телеги, тяжело и устало возвращавшиеся из степи. Общей как для Верхнего, так и для Нижнего Китака была, пожалуй, только всепроникающая пыль, которая одинаково неумолимо садилась на голую степь, на пышный лес, на скромные или богатые дома, на всех людей без исключения…

— Какая может быть мечта в этой проклятой пыли, в этой скверне? — с иронической улыбкой и неожиданно высокопарно ответил Армену длинноволосый русобородый человек, возвращавшийся из Верхнего Китака. — Если ты ищешь место, где можно спустить свои деньги, будет гораздо гуманнее, приятель, просто отдать их мне, — позволил он себе пошутить и залился беспечным смехом.

Армен улыбнулся.

— Впрочем, ты прав, — добавил весельчак с напускной озабоченностью. — Мечтать можно только в лесу, где по ночам собираются восхитительные привидения…

Армен повернулся и продолжил путь.

— Постой, — крикнул человек уже, кажется, вполне серьезно. — «Мечта» находится в лесу, иди в ту сторону, это недалеко…

— Спасибо.

— По новому закону это тоже стоит денег, приятель, даже это, — громко сказал человек вслед Армену. — Но не беда, как-нибудь встретимся, и ты вернешь мне должок…

Армен обернулся. Уставившись себе под ноги, человек задумчиво поглаживал бороду, словно собственная мысль показалась ему настолько интересной, что он решил тщательно ее обмозговать.

«Мечта» оказалась красивым ночным клубом, окруженным деревьями. В прошлом это был большой роскошный дом со скульптурами у парадного подъезда. Армен никогда раньше не бывал в ночных клубах и опасался, что швейцар может его не пропустить, однако у входа никого не было. Осторожно приоткрыв дубовую дверь, войдя, он оказался в просторном зале с обитыми плюшем стенами. В глубине располагалась круглая сцена с легким воздушно-прозрачным занавесом. Углы зала тонули в полумраке, отчего казалось, что помещение не имеет границ. Длинная ковровая дорожка с ярким узором разделяла зал на две равные части, образуя живописный коридор, по обе стороны которого стояло множество изящных круглых столов с мягкими стульями. Армен стал робко продвигаться вперед, но никого не встретил. Обстановка была для него настолько непривычной и странной, что на какой-то миг им овладело желание повернуться и удрать, но пересилило чувство голода. Заметив поблизости стул, стоявший немного дальше от стола, чем остальные, он присел на самый его краешек — так, словно не хотел причинить ему никакого беспокойства.

Внезапно раздалась легкая дробь каблуков, и на сцену манерной походкой вышла длинноногая полуголая женщина. Казалось, невесомый наряд едва держится на теле женщины и достаточно дуновения, чтобы он слетел, обнажив ее полностью. Она торжественно остановилась в центре сцены, и под мощным лучом юпитера, ударившего неизвестно с какой точки, ее огненно-рыжие волосы словно заполыхали. Сцепив руки на уровне груди, она обвела зал взглядом и улыбнулась широкой, многообещающей улыбкой.

— Дорогие гости, — жизнерадостно-напевно обратилась она к воображаемой публике, — я вынуждена с самого начала сообщить вам, что в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств, к великому сожалению, сегодня не сможет выступить столь обожаемая вами певица Саби Семьянка, в связи с чем мы рассчитываем на вашу снисходительность… — Сделав глубокомысленную паузу, женщина картинно закрыла и снова открыла глаза и продолжала уже более проникновенным тоном: — Однако, с вашего позволения, на сей раз вашу любимую песню вместо нее спою я… — Тут женщина снова умолкла и склонила голову, позволив сосредоточить на себе взгляды посетителей, а затем, заученным чувственным движением отбросив волосы назад, она округлила глаза, подняла сведенные воедино тоненькие ниточки бровей и начала петь:

Я сижу на берегу реки и думаю:

Нет у меня дома в этом мире…

— Стоп, Мари, не годится, — вдруг перебил ее мужской деловитый театральный голос, обладатель которого, по-видимому, сидел перед сценой. — Хорошо, но не слишком. Поневоле создается впечатление, что ты рада тому, что с Саби что-то случилось и она не может выступить. Постарайся произнести эти слова печально-торжественным тоном, а песню пой более грустно и, что гораздо важнее, более искренне… Ну ладно, — мужчина хлопнул в ладоши, — начали еще раз!