Жираф Джим - Дарен Кинг Страница 33

Он кивает.

— Я здесь постоянный клиент.

— И что, никто до сих пор не заметил, что ты жираф? И плюс к тому — призрак?

— Посмотри вокруг, — говорит Джим. — Тут все ужратые в хлам.

— Но ты же просишь держатель у бармена. Неужели он ничего не заподозрил?

— Я сказал ему, что я — инвалид. — Он ухмыляется. — Если ты инвалид, то тебе все позволено.

— Например?

Он на секунду задумывается.

— Например, можно кушать с открытым ртом.

— Изумительно. Ладно, твое здоровье. — Я чокаюсь с ним своей кружкой. Кружки с довольным звоном стукаются друг о друга, а я пользуюсь случаем присмотреться к держателю на липучке. Приспособление, надо сказать, незатейливое: браслет из ленты-липучки, надетый на Джимово копыто, и кусочек такой же липучки, приклеенный к кружке. — И что будем делать теперь?

Он вытирает пивную пену с верхней губы.

— Будем пить.

— А потом?

— Потом блевать. Потом потеряем ключи от дома. И задрыхнем в канаве.

— Теперь я знаю, чего мне не хватало в жизни.

— Можно поговорить с девочками.

— Так чего же мы ждем?

— Здесь девочек нет. Много старых алконавтов и ни одной девочки.

— Я видел на улице проститутку. Там, на стоянке.

— Не увлекайся, Спек. Ты — женатый мужчина. Зачем тебе разговаривать с девочками?

— Слушай, может быть, сядем за столик? — Я увожу его в темный, дымный уголок, и мы садимся за столик. Джим смотрит в пространство, я размышляю о страшной, кровавой смерти.

— Спек?

Я выхожу из задумчивости и вижу, что все мое поле зрение занято жирафом по имени Джим.

— Спек, ты чего?

— За меня не волнуйся. Просто я умираю. Всего-навсего. Слушай, Джим, я хочу облегчить свою совесть. Помнишь, я говорил, что жена загорает у мамы дома? Что у ее мамы новая кварцевая установка для загара? Которую она выиграла в лотерею Фонда помощи пицце. Джим. Джим, ты что, спишь?

— Э?

— Он поднимает голову со стола и вытирает слюну с подбородка.

— Ты устал, Джим?

— Мне скучно.

— Мне казалось, ты любишь ходить по пабам.

— Но не с тобой.

— Ты слышал, что я сейчас говорил? Насчет облегчить свою совесть?

— Нет.

Я чешу левое ухо.

— Ну, еще дома. Пиво, пицца, порнографические журналы. Помнишь?

Он кивает.

— На самом деле, Джим, я их купил для тебя.

— Для меня?

— Ну…

Он весь сияет. В буквальном смысле. Сейчас его жирафья голова похожа на зажженную лампочку в форме жирафьей головы.

— Для тебя, да, — говорю я. Мне действительно стало легче. — Я знаю, как ты любишь пиццу. И пиво. И какой ты испорченный. В смысле, морально испорченный. Иными словами, я знаю, как высоко ты ценишь хорошие эротические фотографии.

— Для меня? — переспрашивает он тупо.

— Да. Для тебя. Я купил их тебе, в подарок. Потому что ты — мой лучший друг. И ты мне нравишься, Джим. Как человек. Ну, то есть жираф.

— Спек, если тебе когда-нибудь будет нужно, чтобы я что-нибудь для тебя сделал, ты лишь попроси.

— Спасибо, Джим. Обязательно попрошу.

— Я, разумеется, не сделаю ничего.

— Э…

— Буду занят, сам понимаешь. Порножурналами, пивом.

— И почему я не удивлен?

— Кстати, а что ты там говорил насчет медленного умирания?

— Ну, врачи говорят…

— Что ты задохнешься от собственной перхоти.

— Джим, это очень серьезно.

— Ты что, поверил во всю эту чушь насчет сексуальных контактов с женой? Я все это придумал. Для смеха.

— Ты все придумал?

Он выдувает из ноздрей пивную пену.

— И что это было? «Да» или «нет»?

— Левая ноздря — «нет». Правая — «не знаю».

— Ладно, как бы там ни было. В смысле, с твоими ноздрями. Не знаю, может быть, это было совпадение. Или, может быть, просто животная интуиция. Ноты попал в точку. Как говорится, вбил гвоздик в гроб. — Я отпиваю пива. — Джим, перед тем, как нас выписали из больницы, доктор Жираф сказал, что я непременно умру, если немедленно не возьмусь за исследование собственной сексуальности.

— А зачем ты мне это рассказываешь?

— Я совершенно не разбираюсь в сексе. То есть я знаю, чего и куда. Но не более того.

— А почему ты решил, что я в нем разбираюсь?

Я пытаюсь придумать, как бы получше ответить, чтобы его не обидеть.

— Потому что ты извращенец.

— И что?

— Ты вырос в самом злачном районе джунглей, в восточной части, в Ист-Сайде, так что ты должен знать жизнь.

— Да какая там жизнь, одни драки. Хотя знаешь, как это делаю я, секс действительно чем-то похож на хорошую драку. Какой-то особенной техники нет. Просто дождись, когда у нее будет хорошее настроение, завали ее на стиральную машину и вставь ей сзади.

— Но доктор Жираф говорил, что специальная техника есть. Он сказал, что я должен произвести все возможные половые акты, известные на данный момент науке. Все, что есть в лексиконе пылких любовников, — все это надо попробовать. — Джим смотрит непонимающе, и я добавляю: — Ты вообще знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю. — Он крепко задумывается, а потом выдает: — Это такая фигура.

— Какая фигура?

— Ну такая. Геометрическая. Как треугольники и все такое. Любовный треугольник. Любовный квадрат. Любовный лексикон.

— А ты, случайно, не шестиугольник имеешь в виду? Гексагон?

Он угрюмо молчит. Как существу, которое ошибается раз по двадцать на дню, ему, по идее, давно пора бы привыкнуть к подобному положению дел.

— Джим, лексикон — это словарь.

— Э?

— Ну, не настоящий словарь в данном конкретном контексте. Доктор Жираф говорил метафорически.

— А там есть картинки?

— Где?

— В словаре половых актов.

— Джим, какие картинки, если его даже не существует?!

— Хотя скорее всего это просто рисунки. Нормальных фоток в таких книгах, по определению, не бывает.

— Джим, повторяю для тех, кто в танке. Его. Не. Су. Ще. Ству. Ет.

— А я думал, ты говорил, что этот твой доктор Жираф — настоящий профессионал.