Сексус - Генри Миллер Страница 33

Как бы то ни было, а теперь четыре часа утра. Карузерс крепко спит на кушетке, а мы выходим на Шестую авеню и, отойдя чуть-чуть от дома, начинаем спорить. Я хочу отвезти ее домой, а она говорит, что уже поздно.

– Но я провожал тебя домой и в более поздние часы.

Мне так не хотелось оставлять ее в логове Карузерса. Но у нее были свои доводы:

– Как ты не понимаешь, я не была дома уже несколько недель, все мои вещи здесь.

– Значит, ты живешь с ним. И чего ты мне сразу об этом не сказала?

– Я не живу с ним. Я здесь на время, пока не найду пристанища. А домой больше не вернусь… У меня был крупный разговор с матерью. Я ушла и сказала, что никогда не вернусь.

– А что же твой отец?

– Его не было дома. Я знаю, он будет в отчаянии, но я больше не могу…

– Тогда прости меня, – сказал я. – Ты, наверное, здорово намучилась. Пойдем, я тебя провожу – тебе надо отдохнуть.

Мы двинулись по пустынным улицам обратно. Вдруг она остановилась и порывисто обняла меня.

– Ты мне веришь? – спросила она, и на ее глаза навернулись слезы.

– Конечно, верю. Но мне хочется, чтобы ты нашла какое-нибудь другое место. Почему ты не хочешь, чтобы я тебе помог? Денег на комнату я всегда смогу добыть.

– Ох, мне теперь не надо помогать, – сказала она и вдруг просияла: – Я совсем забыла тебе рассказать. Я уезжаю на пару недель на природу. У Карузерса на Севере есть охотничий домик в лесу. Вот мы трое, Флорри, Ханна Белл и я, отправляемся туда. Это самые настоящие каникулы. Может, и ты сможешь присоединиться к нам? Попробуй, а? Ты доволен теперь? — Она остановилась и поцеловала меня. – Видишь, не так уж Карузерс и плох, – добавила она. – Сам-то он не едет, просто угощает нас длинным загородным пикником. А был бы он моим любовником, как ты вообразил, разве отпустил бы меня одну? Ты ему не нравишься, он тебя боится – ты слишком серьезный конкурент. Но в конце концов, какое тебе дело до его чувств! Он ведь и замуж за него выйти попросит, если жена умрет, но не потому, что я его любовница, а просто хочет быть моим настоящим покровителем. Теперь ты понял?

– Нет, – сказал я, – не понял. Но все в порядке. Тебе ведь и в самом деле нужен отдых; надеюсь, там будет весело. А что касается Карузерса, какая разница, что я думаю о нем? Мне он не нравится, я ему не верю. И не думаю, что у него такие уж благородные побуждения, как ты мне расписала. Но он, надеюсь, долго не протянет – вот и все. А будь у меня случай дать ему яду, не задумываясь отравил бы его.

Мы остановились перед домом.

– Я буду тебе писать каждый день, – сказала она.

– Послушай, Мара. – Я привлек ее к себе и зашептал в самое ухо: – Мне так много надо было тебе сказать, а все ушло в песок.

– Знаю, знаю, – лихорадочно шепнула она.

– Может быть, что-то изменится, пока ты будешь там, – продолжал я. – Невозможно так жить дальше.

– Да-да, ты прав, ты прав. – Она еще теснее прижалась ко мне. – И мне осточертела эта жизнь. Я хочу обдумать в тишине, как выбраться из этой неразберихи.

– Хорошо, – сказал я, – может быть, мы что-нибудь и сообразим. Ты будешь писать, обещаешь?

– Конечно, буду… каждый день, — сказала она и открыла дверь.

Я постоял еще немного после того, как она скрылась. Я спрашивал себя, зачем отпустил ее, почему был таким дураком. Я спрашивал себя, не правильнее ли было бы схватить ее сейчас, и пусть летит к чертовой матери жена, пусть туда же отправляется работа. Я шагал по улице, в голове кипели и сталкивались эти мысли, а ноги несли меня к дому.