Предпоследняя правда - Елена Колина Страница 33

Я думала — куда мне девать скрипку? Я бы зарыла ее в землю, но во дворе асфальт.

Зарыла бы, а потом не отрыла…

Я волновалась как Нина Заречная из пьессы Чехова «Чайка», когда она вот-вот увидит знаменитого писателя Тригорина. Мы это еще не проходили, но я уже давно прочитала все пьессы Чехова. Мне не понравилось. Слишком больно душе. Очень грустно и безвыходно. Но с другой стороны грусть и печаль украшают душу больше чем счастье.

Потом

Нет.

НЕТ!!!

Я не хочу об этом писать. Когда-нибудь, возможно, напишу, но не сейчас.

* * *

Дружеский круг Ростовых состоял из нескольких кругов и кружков. Самый близкий — друзья Вадима по музыкальной школе и консерватории, и дальний, более официальный, а между близким и дальним было еще несколько кругов. И приемы Светлана устраивала для разных кружков разные.

Приятельницы Светланы из театра обижались, когда их не звали на главные приемы, — гости Ростовых принадлежали к городской культурной элите, познакомиться с ними было лестно, — и небесполезно. Но больше всего ценились интимные семейные торжества для самых-самых… — в театре не было человека, который не мечтал стать в этом доме самым-самым, иметь незыблемое право на ВСЕ приемы и возможность небрежно, как будто между прочим, заметить: «Вчера у Ростовых…» Стремясь перейти в близкий круг, приятельницы интриговали, не останавливаясь ни перед чем — пересказав самые последние сплетни, оттолкнуть друг друга от Светланы, посидеть с Виталиком, достать что-нибудь дефицитное, от импортного бюстгальтера до новой домработницы или хорошего врача. Во всех этих интригах Светлана с наслаждением исполняла роль хозяйки салона, светской дамы, играла в игру «кто похвалит меня лучше всех».

Это была — власть, но Светлана властвовала изящно, словно не замечая, что может одарить вниманием или проигнорировать, пригласить или не пригласить, осчастливить или опечалить.

У Светланы всегда был открытый дом, в Ленинграде ли Вадим или на гастролях. Но все гости всегда втайне надеялись застать Вадима, — в его присутствии все играло яркими красками. Приемы, на которых присутствовал сам Вадим, были не просто хороши, а блистательны, — казалось, что нигде не кормят так вкусно, не бывает так многолюдно и весело, как в доме Ростовых.

На день рождения Виталика Светлана пригласила БЛИЗКИЙ КРУГ. Но неожиданный, вне концертного расписания, приезд Вадима собрал огромное количество гостей. Были не только друзья, но и недруги: музыковед, отметивший у Вадима чрезмерную экзальтированность в манере исполнения Баха, дирижер, с которым Вадим разошелся во взглядах на трактовку произведений Шостаковича, музыкальный критик, обвинивший Вадима в отсутствии творческого патриотизма, в том, что он никогда не исполняет сочинения советских композиторов Кабалевского, Свиридова, Хренникова. Как друзья, так и недруги, — Светлана называла их завистниками, совершенно позабыли о поводе встречи и искренне удивились, увидев в прихожей стайку детей, — а дети-то тут зачем?…Ах, день рождения… неужели уже одиннадцать, кажется, только вчера… «Только вчера», связанное с Виталиком, для тех, кто годами бывал в доме Ростовых, было у каждого свое. Детские прегрешения Виталика вспоминались со смехом: высыпал в ботинок гостя весь имевшийся в доме сахар, вырезал дырку в кармане пальто, вытащил из сумки всю косметику, — но все эти на первый взгляд не вполне невинные шалости всегда имели такую забавную цель, что вызывали не раздражение, а оторопь — какой необычный, совершенно непредсказуемый ребенок! В ботинок, полный сахара, Виталик укладывал спать игрушечного медведя, — медведь спит в сугробе, в карман пальто Виталик наливал воду — это дождь, а тушью и помадой Виталик раскрасил себя как индейца. Детские каверзы его были ТАЛАНТЛИВЫЕ, и в школе Виталик, невысокий, рыжеватый, с проказливым лицом, считался талантливым ребенком, не в учебе, хотя он был на хорошем счету, учился без блеска, но стабильно, — талант был разлит в его подвижной физиономии. Он разыгрывал мгновенные сценки на улице, на литературе читал в лицах басни, на переменах сыпал анекдотами, смешными словечками, — у ребенка таких родителей должны быть прекрасные артистические способности, и они у него были.

Виталик выхватил из стайки Леву, потащил к отцу: вот тот самый Лева Резник — математик, гений, мой друг, а домработница в кружевной наколке повела остальных детей вглубь квартиры. Первой шла Алена, за ней, как за мамой-уткой, робкой стайкой, Ариша, Нина и Таня. Скрипку Таня оставила в прихожей, спрятала за вешалку.

— Я сейчас, — вдруг сказала Алена и заскочила в комнату справа по коридору, — кабинет хозяина дома, прикрыла за собой дверь, приставила к двери стул, чтобы не открыли, и быстро стянула с себя кофту. Сняла лифчик, повертела в руке, — куда его девать? Оглядевшись по сторонам — рояль, письменный стол… выдвинула ящик стола, сунула лифчик в ящик.

Алена переодела кофту задом наперед, не застегивая пуговицы на груди, — получилось декольте. Здесь все женщины в вечерних платьях, с голыми спинами, с декольте, и только она одна была в глупой кофте с детским вырезом по горлу! Таня с Аришей не считаются, они еще маленькие, а Нина вообще НЕ СЧИТАЕТСЯ… Теперь у нее декольте, как у всех!.. Нет, не как у всех! Такой нежной, розовой, хоть и маленькой груди нет ни у кого! Алена скосила глаза вниз, расстегнула еще одну пуговицу и удовлетворенно улыбнулась.

Первой в столовую вошла Алена, остановилась на пороге, тряхнув золотыми волосами, и тут же кто-то восхищенно заворковал — ах, какая красавица, вылитая Мерилин Монро…

Ольга Алексеевна сказала «первый бал Наташи Ростовой», и Алена действительно испытывала чувства, схожие с чувствами Наташи Ростовой на первом балу, — была приятно возбуждена, как будто сейчас к ней подлетят флигель-адъютанты и пригласят на вальс. Ариша и Таня были взволнованы не меньше Алены, но по другим причинам. Ариша стеснялась такого количества чужих людей, ОСОБЕННЫХ, людей искусства, Таня была заворожена своей литературной влюбленностью и очень внимательно следила за своими чувствами, чтобы потом все описать в дневнике. Не волновалась только Нина — за сегодняшний невыносимо трудный день она впервые оказалась в ситуации, где от нее ничего не требовалось, впервые могла передохнуть. Нина была в зеленом бархатном платье с круглым вышитым воротником и пышной юбкой — Аришином, Ариша носила это платье несколько лет назад, а теперь оно ей мало и на локте крошечная дырочка. Но для Нины это было новое прекрасное платье, такой красоты у нее никогда еще не было. И она успокоилась, подумала — может быть, ничего? Может быть, никто не заметит, что она не такая, как они?

В самой большой комнате, столовой, стоял длинный стол, покрытый крахмальной скатертью. Скатерти были не в моде, но Светлана была не из тех, кто следует моде, пусть мода следует за ней. На столе фамильный сервиз деда Ростова, золотистые гербы немного стерлись, но разглядеть можно — единорог и три башни.

Детей усадили вместе, на одном конце стола, Алену и Аришу рядом с Виталиком и Левой, а Таню с Ниной напротив них. Таня смотрела во все глаза, — вот он, Вадим Ростов! Оживленный, веселый, — в нем как будто особенный заряд, — возглавляет стол, гости не сводят с него взгляд, беспрерывно смеются. Светлана Леонидовна в вечернем платье, — хоть сейчас на сцену, в роли Амнерис в «Аиде». Она говорила «платья надоели на сцене!», но любила нарядное, яркое, пышное, украшенное бисером, кружевами. Декольте, пышная грудь, и вся она пышная, большая, — оперная певица.