У нас убивают по вторникам - Алексей Слаповский Страница 33

Но Маша не насторожилась, а попробовала угадать:

— Полная чистота, на столе розы стоят, в холодильнике котлеты, а Георгий трезвый, как стеклышко.

— Ничего подобного! — воскликнула со смехом Людмила, хотя смеяться было не над чем. — Ничего подобного! В квар­тире была разруха, чего Георгий обычно не терпел, потому что был аккуратный человек, сам он валялся пьяный и боль­ной от гриппа, и был у него вид человека, который в полном отчаянии, который от горя и беды махнул на все рукой.

— А может, просто мужчина так отдыхал на свободе? — негромко предположил Галкин, зная, что его предположе­ние не понравится, но не мог отказать себе в удовольствии поддразнить женщин.

Машу интересовало другое.

— И что он сказал, когда увидел Ольгу?

— Ничего хорошего. Он начал ругаться, начал говорить, что пусть она уезжает обратно, что он тут почти уже женился на другой. И прочие глупости. Но Ольга этому не поверила. Она отчистила с помощью дочери квартиру, дала Георгию выспаться, потом вымыла и его, заставила побриться и ска­зала: «Ну вот, когда ты теперь в человеческих условиях, я могу и опять уйти. Вместе с дочкой. Или, если хочешь, пусть она останется». Правда, дочка громким голосом тут же не захотела. А он сказал: «Да хватит тебе». И больше ничего не сказал до самого вечера, вернее, до самой ночи, а вот тогда сказал Ольге все.

— Ругался? — спросил Галкин.

— Нет, — ответила Людмила. — Наоборот, говорил сло­ва. Разные. Этого Ольга не пересказывала.

— И теперь они живут счастливо! — выкрикнула Маша таким голосом, каким объявляют, что концерт окончен.

— Да нет, по-разному.

— Тогда в чем мораль? — развел руками Галкин. — С вами, бабами, не поймешь. С вами кто хороший, нормальный, — высказывал он явно личные обиды, — вы сроду не оценивае­те, только кукситесь. А кто вам по шее даст, тот и нравится.

— Но-но! — опровергла Маша. — Пусть бы мне кто-нибудь по шее попробовал хоть раз! Ты лучше иди, Галкин, посмотри, как там твой Сергей. Ты в этих делах все равно не понимаешь.

— Очень интересно! — обиделся Галкин. — Живем вме­сте, на одной земле, я имею в виду — мужчины и женщины, а вы вечно одно и то же: мы понимаем, а вы не понимаете. И как тогда жить? Другой планеты у нас для вас нету! К со­жалению!

— Вот и подумай, — напутствовала его Маша.

Галкин ушел, а Маша долго смотрела в окно — и вдруг спросила:

— А газон тот так и завял?

— Да нет. Они весь этот дерн сухой обратно содрали и увез­ли, а привезли зато настоящего живого чернозема, засыпали, семян туда побросали, весной уже взошло. Жиденько, конеч­но, но ничего, дело времени. Постепенно — все вырастет.

— Минутку! — встрепенулась Маша. — А ты сама пару лет назад зачем в Америку летала?

— Я по другому поводу летала. Хотя мне тоже эта Эля приглашение выслала, мы же с Ольгой сестры, она ее по дружбе попросила. Я всего-то на недельку. Ты что, думаешь, я о себе? С какой стати? Я о себе не люблю и не умею, сама знаешь.

Действительно, Людмила о себе рассказывать не любит и не умеет.

А когда будто бы о ком-то другом, пусть даже и приду­манном, — ничего, получается. И, главное, не так невероят­но, как если бы о себе.

Никакой двоюродной сестры Ольги Витушанской у Люд­милы нет, есть бывшая одноклассница, подруга с такой фа­милией, которая Людмиле очень нравилась своей благо­звучностью. История настоящая — и фамилия настоящая, соединяешь — все как в жизни.