Немезида - Филип Рот Страница 33

— Индейский историк — какой-то там Сетон. Для него это бог. Все эти слова — его, Сетона. Мистер Бломбак такое же индейское имя себе взял, как он: Черный Волк. Он на полном серьезе, не думайте.

В первом ряду встала фигура в маске птицы с большим клювом. Подойдя к сложенному костру, человек-птица поклонился мистеру Бломбаку и обратился к собранию:

— Мита кола найун-по омничиияй ни-чопи.

— Это наш шаман, — шепнул Дональд. — Барри Файнберг.

— Внемлите мне, друзья мои, — сказал шаман, переводя индейскую фразу на английский. — Мы будем держать совет.

Из первого ряда выступил другой мальчик, державший в руках деревянное приспособление в виде лука, заостренную палочку примерно в фут длиной и несколько деревяшек поменьше. Он положил все это на землю рядом с шаманом.

— Зажжем теперь огонь совета, — проговорил шаман, — по обычаю сынов леса, не так, как творят бледнолицые, но уподобляясь Ваконде, воспламеняющему в бурю два древа взаимным трением. Так рождается священный огонь от древесины леса.

Шаман опустился на колени, и многие поднялись посмотреть, как он с помощью "лука", острой палочки и кусочков дерева попытается разжечь огонь. Дональд шепотом сказал Бакки:

— Это дело не быстрое.

— Это вообще возможно? — тихо поинтересовался Бакки.

— Вождь Черный Волк может это сделать за тридцать одну секунду. Но у ребят не так хорошо получается. Иногда приходится сдаться и пойти путем жалких бледнолицых: чиркнуть спичкой.

Некоторые, чтобы лучше видеть, встали на скамейки. Через несколько минут мистер Бломбак подошел к шаману и негромким голосом, жестикулируя, дал ему кое-какие советы.

Еще несколько минут ожидания — и зрители загудели: сперва легкий дымок, потом искорка, которую удалось раздуть в огонек над трутом из сухих сосновых игл и бересты. От трута занялась растопка под дровами костра, и мальчики стали дружно скандировать: "Пламя, ярче загорись! Дым, клубись! Дым, клубись! Пламя, ярче загорись!.."

Потом под суровые громкие-тихие-тихие — тихие звуки двух тамтамов начались танцы: могавки исполнили танец змеи, сенека — танец северного оленя, онайда — танец собаки, хопи — танец кукурузы, сиу — танец травы. В одном танце воины делали энергичные прыжки с высоко поднятыми головами, в другом перемещались на цыпочках, по два раза подскакивая на одной ноге, в третьем держали перед собой "оленьи рога" — связанные кривые ветки дерева. Порой они выли волками, порой тявкали собаками, а под конец, когда было уже совсем темно и Круг совета освещался только костром, двадцать мальчиков, вооруженных боевыми дубинками, в ожерельях из бусин и когтей, вышли охотиться на Мише-Мокву — на Великого Медведя. Мише-Мокву изображал Джером Хохбергер, самый крупный из ребят, который спал через проход от Бакки. Джером с головой закутался в старую меховую шубу, которая явно принадлежала чьей-то маме.

— Я бесстрашный Мише-Моква, — рычал Джером из-под шубы. — Я могучий горный гризли, владыка всех западных прерий!

Охотников возглавлял Шелли Шрайбер — он тоже был из коттеджа Бакки. Позади него громко стучали барабаны, на его раскрашенном лице играли отсветы костра, и он провозгласил:

— Со мной мои отборные воины! Мы идем охотиться на Мише-Мокву, на Великого Медведя гор, который опустошает наши пограничные угодья. Мы наверняка отыщем его и убьем!

Тут младшие мальчики подняли крик:

— Убей его! Убей его! Убей Мише-Мокву!

Охотники издали боевой клич, изображая в танце медведей на задних лапах. Потом, демонстративно обнюхивая землю, пустились по следу Великого Медведя. Когда они добрались до него, он издал зычный рев, заставив малышню на ближних скамейках завизжать от страха.

— Эй, ты, Мише-Моква, — сказал предводитель охотников, — вот мы и нашли тебя. Если ты не выйдешь на бой, прежде чем я досчитаю до ста, я повсюду ославлю тебя как труса!

Вдруг медведь кинулся на них, и под одобрительные вопли зрителей охотники исколошматили его до бесчувствия дубинками из соломы, обернутой в мешковину. Когда он растянулся на земле в своей шубе, охотники пустились вокруг Мише-Моквы в пляс, по очереди хватая его за безжизненную лапу и крича: "Хау! Хау! Хау!" Зрители вопили не умолкая: их восторгу перед убийством и смертью, которыми они оказались окружены, не было предела.

После этого двое вожатых, низенький и высокий, назвавшиеся Короткое Перо и Длинное Перо, принялись рассказывать сказки о зверях, от которых младшие мальчики вскрикивали в притворном ужасе, а потом мистер Бломбак, сняв головной убор с перьями и положив его рядом с трубкой мира и боевой дубинкой, минут двадцать пел с ребятами обычные лагерные песни, остужая их возбуждение от буйной игры в индейцев. Затем он сказал:

— А теперь послушайте главные военные новости за неделю. Вот что происходило за пределами Индиан-Хилла. В Италии британская армия переправилась через реку Арно и вошла во Флоренцию. На Тихом океане войска Соединенных Штатов вторглись на Гуам, а Тодзио…

— Бу-у! Бу-у, Тодзио! — закричали несколько старших мальчиков.

— Тодзио, премьер Японии, — продолжил мистер Бломбак, — был смещен с поста начальника штаба японской армии. В Англии премьер — министр Черчилль…

— Ура, Черчилль!

— …предсказал, что война с Германией может окончиться раньше, чем ожидалось. А у нас в стране, в городе Чикаго, штат Иллинойс, президент Рузвельт, как многие из вас знают, был на съезде Демократической партии выдвинут на четвертый срок.

Тут добрая половина ребят вскочила на ноги с криком:

— Ура! Ура, президент Рузвельт!

Кто-то бешено застучал в один из тамтамов, другой принялся трясти трещоткой.

— А теперь, — сказал мистер Бломбак, когда опять стало тихо, — помня об американцах, которые воюют в Европе и на Тихом океане, и помня о том, что у многих из вас, мальчики, как и у меня, родные несут военную службу, мы споем предпоследнюю на сегодня песню у нашего лагерного костра: "Боже, благослови Америку". Мы посвятим ее всем, кто сейчас сражается за нашу страну за ее пределами.

После того, как все стоя пропели "Боже, благослови Америку", мальчики развели в стороны руки в бахромчатых рукавах, каждый взялся за плечи двух других, и, раскачиваясь целыми рядами — так, что соседние ряды двигались в разных направлениях, — они затянули "До будущей радостной встречи", гимн товариществу, которым мирно завершался каждый Индейский вечер. Когда эта песня перед разъездом по домам звучала последний раз за лето, у многих глаза были на мокром месте.

Между тем Бакки, единственный из всех, прослезился от "Боже, благослови Америку": нахлынули горькие чувства из-за гибели во Франции его замечательного друга. Бакки на протяжении всего вечера старался, как только мог, следить за происходящим у костра и прислушиваться к тихим комментариям Дональда, но по-настоящему он мог думать только о смерти Джейка и о жизни Джейка, обо всем, чего он мог бы добиться, останься он жив. Пока мальчики охотились на Великого Медведя, он вспоминал соревнования между колледжами штата весной сорок первого, когда Джейк установил рекорд не только Панцеровского, но и всех колледжей страны, толкнув ядро на пятьдесят шесть футов три дюйма. "Как вам это удалось?" — спросил его репортер из "Ньюарк стар-леджер". Широко улыбаясь — и поблескивая в сторону Бакки призом с крохотной бронзовой фигуркой толкателя ядра, застывшего в момент вылета из руки тяжелого шара, — Джейк объяснил ему. "Проще простого, — сказал он, подмигнув. — Левое плечо поднять высоко, правое еще выше, правый локоть еще-еще выше, правую кисть совсем высоко. Такая вот метода. Если ей следовать, оно само полетит куда нужно". Проще простого. Для Джейка все было проще простого. Он конечно же толкал бы ядро на Олимпийских играх, женился бы после демобилизации на Эйлин, получил бы тренерскую работу в колледже… С таким талантищем — кто бы его остановил?