Когда цветут эдельвейсы - Владимир Топилин Страница 32

«Вот отдохну несколько минут и опять пойду, только уже назад, на путик. А уж по путику до избушки недалеко», — успокаивала себя, стараясь не смотреть на почерневшую стену тайги и не представляя, как по ней можно двигаться без фонарика. Едва добравшись до древнего разлапистого кедра, стоявшего на краю полянки, Ольга сняла с промокшей от пота спины котомку и, подложив ее под себя, уселась, прислонившись к холодному стволу. Горячие, нескончаемые слезы катились по щекам.

В сознании всплыли Васькины наставления о том, что нужно брать с собой... Представила большой коробок спичек, лежащий на столе в избушке, стоявший на полке фонарик. Потом как-то разом всплыли большая семейная чашка, наполненная горячей гречневой кашей с желтым куском масла посередине, дымящаяся кружка сладкого сухого молока, поджаристые лепешки... Перед глазами замелькали постоянно движущиеся носки лыж... Затем полетели большие, огромные снежинки, превращающиеся в белых куриц, не кудахтающих, а почему-то скиркающих...

На душе становилось легко и спокойно, ничего не хотелось делать: ни вставать, ни идти. Существующий мир уплывал из сознания, заглушая настоящее хорошими, приятными воспоминаниями из прошлого. О будущем она уже не думала...

Поддавшись нахлынувшему чувству, Ольга не заметила, как из нормального бодрствующего состояния перешла в состояние сна и покоя. На смену тревожному и учащенному дыханию пришел легкий и спокойный ритм. Ресницы закрылись, а по лицу расплылась сладкая улыбка...

Но и на этот раз судьба пощадила ее, протянула руку помощи и отвела черное покрывало смерти, не дала переступить границу «потустороннего мира» и с помощью «ангела-хранителя» возвратила назад, в этот прекрасный и чудесный мир!

Возвратившись на избушку в сумерках, Васька не застал в ней подругу. Он сразу понял: что-то произошло.

Утренний след Ольги говорил о том, что девушка ночевала на базе, и до сегодняшнего дня все было нормально.

А несвоевременная задержка произошла где-то там, в тайге, днем, а может быть, ближе к вечеру. Васька молил Бога, чтобы все обошлось, и успокаивал себя мыслью, что Ольга задержалась, работая с капканами. Но эта мысль никак не вязалась со временем. Даже если бы Оля переставляла заново все ловушки, то все равно пришла бы на избу уже пару часов назад.

Волга вела себя как-то неестественно: забегала в избушку, обнюхивала и с тревогой всматривалась в черноту опустившейся ночи, не находя ответа на свой неразрешимый вопрос, оборачивалась на хозяина, как будто призывая его к действиям. Васька, прихватив все необходимое, вновь встал на лыжи и заспешил за идущей впереди собакой, высвечивая фонариком заваленную снегом лыжню.

Через какой-то час, совсем недалеко, в полутора километрах от избушки, он нашел Ольгу. Дорогу к ней показала Волга. Убежав вперед, она шла по лыжнику, но вдруг свернула в сторону, пропахивая грудью глубокий снег. Торопившийся охотник проскочил мимо этого поворота, а остановившись на мгновение, услышал недалекий, тревожный лай собаки. Этот странный лай не походил на призыв к соболю или глухарю, не говоря уже о звере. Заинтересовавшись необычным поведением собаки, Васька решил поспешить.

То, что он высветил фонариком в темной ночи, испугало и на какое-то мгновение сковало его. Ольга сидела у ствола кедра, прислонившись к нему спиной и слегка склонив на левое плечо голову. Детская, безмятежная улыбка не сходила даже тогда, когда Волга лизала горячим языком щеки, лоб, нос и губы. Закрытые глаза не реагировали на свет фонарика, она не слышала резкий голос лающей собаки. Казалось, что все кончено...

— Оля! — почти крикнул Васька несколько раз, но ему отвечала пугающая тишина. Дрожащей рукой он коснулся ее щеки и, к огромной радости, почувствовал тепло кожи. А приблизившись, услышал сладкое посвистывающее дыхание.

Ольга была жива! Она просто спала крепким глубоким сном и не обращала внимания на происходящее вокруг нее. Стоило огромных усилий привести ее в чувство, вернуть из небытия. Он долго, отчаянно растирал девичье лицо, но в себя она пришла только тогда, когда суетившаяся рука с доброй порцией снега добралась до упругой груди и своей неожиданностью и холодом вернула ей сознание.

Инстинктивно отталкивая слабыми движениями рук его руки, Ольга тяжело открыла веки и, смотря мутными, непонимающими глазами, тихо, едва слышно шептала:

— Где я? Что со мной?

— Все хорошо, родная моя! Все хорошо, любимая моя! — скороговоркой отвечал Васька дрожащим голосом, не переставая тормошить ее.

Постепенно сознание прояснилось, она узнала его голос, лицо, вспомнила, где она находится и что с ней происходит. Нежные руки потянулись к его плечам, обняли изо всех сил, какие у нее были в это время, и застыли, не желая отпускать. Из глаз полились слезы — слезы тяжести пережитого момента; слезы беспомощности перед происходящим; слезы радости от счастливой встречи!

Васька почувствовал, как к горлу подступает комок, а на глазах выступают соленые капли. За всю свою жизнь он никогда не плакал, не мог вспомнить, когда это было последний раз, скорее всего, в детстве, а здесь...

Стараясь не поддаваться минутной слабости, он отворачивал лицо в сторон}', не переставая согревать горячими ладонями ее щеки и полураскрытую шею, при этом подбадривая и ее, и себя:

— Шевелись, давай будем согреваться, работай руками, двигайся!

Ольга все больше приходила в себя: ее затрясло от холода, зубы чакали, как в лихорадке; от судорожных движений в руках и ногах не могла стоять и, если бы не Васькины руки, упала бы в снег.

Придерживая за локоть, он заставил девушку сделать шаг по лыжне, потом второй. Она едва тронулась с места, но с каждым метром ставила неподатливые лыжи все тверже и увереннее, постепенно наращивая и ускоряя шаги. Освещая фонариком лыжню, он шел сзади и, подбадривая, торопил.

Через пару сотен метров стало тепло — восстановленное кровоснабжение возвращало тело к нормальной жизни.

Беспрекословно подчиняясь командам своего спасителя, Ольга уже почти бежала впереди и незаметно для себя через каких-то пятнадцать минут очутилась перед избушкой. Удивившись близости расстояния до дома, она хотела что-то сказать, но Васькин голос оборвал на полуслове:

— Быстро раздевайся! — И, увидев некоторое замешательство, добавил: — Догола!

А сам уже растапливал печку-экономку, в которой заранее были приготовлены сухие кедровые дрова. Мгновенно появившаяся бутылка со спиртом развеяла все сомнения, Ольга стеснительно легла на нары и, прикусив губу, краснела, чувствуя, как ловкие руки втирают в ее тело живительную жидкость.

Когда лечебная «процедура» была закончена, а распахнутая половина спальника поглотила девушку, Васька налил спирт в кружку и, разбавив его водой, поднес содержимое к Ольгиным губам:

— Тебе надо хорошо прогреться! — Обжигающе-ватное тепло растеклось по всем клеточкам тела...

Васька молча курил у печурки и думал о том, что могло быть, если бы он сегодня не пришел... Мысли чернили душу, отчего он впервые по-настоящему пожалел, что взял с собой Ольгу в тайгу.