Фактор Мурзика (сборник) - Владимир Войнович Страница 32

– Да брось ты дурочку пороть, – сказал Алтынник. – Куда это я поеду и зачем? У меня литер в другую сторону, меня мать ждет. У меня денег столько нет, чтобы тратиться на билеты туда-сюда.

– Насчет билета не беспокойся, – заверил Борис. – Туда тебе билет уже куплен, и оттуда – за мой счет, вот даю тебе честное партийное слово. А насчет матери, так что ж. Отобьешь ей телеграмму, два дня еще подождет. Больше ждала. Ведь Людка, я тебе скажу, баба очень хорошая. И грамотная, и чистая. И в обществе себя может держать. А сумасшедшая. Влюбилась в тебя прямо до смерти, и хоть ты ей что хошь, а она долбит свое: «Хочу жить с Иваном, и все». Уж, бывало, и я, и мать говорим ей: «Куда ж ты к нему набиваешься? Ведь не хочет он с тобой жить. Разве ж можно так жизнь начинать, если с самого начала никакой любви». – «Нет, – говорит, – я его все одно заставлю – полюбит». Поехали, Ваня. Погуляешь у нас пару деньков, отдохнешь и, как только она чуть-чуть успокоится, садись на поезд и рви обратно.

Алтынник задумался. Скандалить тут, когда могут появиться знакомые солдаты из части, ему не хотелось. Ехать к Людмиле, конечно, опасно, но ведь, в самом деле, удрать он всегда успеет. В крайнем случае бросит чемодан, там ничего особенно ценного нет.

– Ну ладно. – Он перебирал еще в уме варианты, и по всему выходило, что потом ему удрать будет легче, чем сейчас. – Значит, деньги на обратную дорогу точно даешь?

– Ну сколько ж я буду божиться! – даже несколько оскорбился Борис. – Как сказал, так и будет.

– Ну гляди, – на всякий случай пригрозил Алтынник, – если что, всех вас перережу, под расстрел пойду, а жить с Людкой не буду.

20

Года четыре назад, будучи в командировке, попал я случайно на станцию Кирзавод. Ожидая обещанной мне машины, чтобы ехать в район, сидел я на деревянном крылечке избушки на курьих ножках, которая именовалась вокзалом, курил сигареты «Новость» и думал: где я слышал это название – Кирзавод?

Маленькая площадь перед вокзалом была покрыта асфальтом, а все дороги, которые к ней подходили, – сплошная пыль. Посреди площади – железобетонный постамент памятника кому-то, кого не то недавно снесли, не то, наоборот, собирались поставить. В тени постамента копошилась рыжая клуша с цыплятами, пушистыми, как одуванчики, а вокруг катались на велосипедах двое мальчишек лет по двенадцати и молодой милиционер в брюках, заправленных в коричневые носки.

Улица, пересекавшая площадь, была пустынна. Один раз проехал по ней маленький экскаватор «Беларусь» с поднятым ковшом, потом пробежал теленок с привязанными к хвосту граблями, а за ним в туче пыли ватага ребят от старшего дошкольного до старшего школьного возраста. Мальчишки, которые катались по площади, устремились на велосипедах туда же, за ними поехал милиционер, но потом раздумал, вернулся на площадь и продолжал трудолюбиво выписывать на велосипеде круги и «восьмерки». Тут на ступеньку рядом со мной опустился какой-то человек, на которого я поначалу даже не посмотрел. Видимо, желая завязать разговор, он вздохнул, покашлял и сказал:

– Да-а, жара.

– Угу, – согласился я, подумав, что сейчас он попросит закурить. И действительно.

– Закурить не найдется? – спросил он, считая, что знакомство наше для этого достаточно упрочилось.

– Пожалуйста. – Наблюдая за милиционером, я протянул ему пачку.

– Ух ты, с фильтром! – удивился он. – А две можно?

– Можно.

– Спички я тоже дома забыл, – сказал он, сознавая, что дошел почти до предела. И потянулся ко мне прикурить. Тут я в первый раз взглянул на него и узнал:

– Алтынник!

И, конечно, сразу вспомнил, где я слышал это название – Кирзавод.

– Не узнаешь? – спросил я.

– Что-то не признаю, – пробормотал он, вглядываясь в мое лицо.

Я назвал себя.

– А-а. – Он успокоился, но никакого восторга не проявил. – Я у тебя еще сигаретку возьму. На вечер.

– Бери, – сказал я. – Бери все. У меня еще есть.

– А цельной пачки нет?

В чемодане нашлась и «цельная».

Потом мы стояли в чапке, маленьком магазине напротив вокзала. Толстая продавщица в грязном халате налила нам по сто пятьдесят и по кружке пива. Я свою водку выпил отдельно, а Алтынник смешал. Мы стояли возле окна, привокзальная площадь была перед моими глазами, и пропустить машину я не боялся.

Толковали о том о сем. Вспоминали свою службу, майора Ишты-Шмишты, старшину де Голля и прочих.

О теперешней его жизни я Алтынника особенно не расспрашивал, но кое-что все же узнал.

Приехав на станцию вместе с Людмилой и Борисом, он задерживаться и не думал, а собирался усыпить бдительность Людмилы и удрать, как наметил, но Людмила была начеку. Днем устраивала такие скандалы, что нечего было даже и пытаться, а ночью просыпалась от каждого шороха. Он все выбирал момент, выбирал, пока она снова не забеременела. Пробовал заставить ее сделать аборт – куда там. И податься теперь вроде бы некуда. Кто возьмет мужика, у которого треть зарплаты на алименты высчитывают? Да и к первому ребенку за это время привык.

– А сколько у тебя всего? – не удержался я и спросил.

– Трое, – застеснялся Алтынник. – Не считая, конечно, Вадика.

– А Вадик вместе с вами живет?

– Нет, в Ленинграде. Институт кончает железнодорожный, – сказал он не без гордости.

– А кем ты работаешь?

– Кем работаю? – Он помедлил, не хотелось ему говорить. А потом бухнул, даже как будто с вызовом: – Сторожем работаю. На переезде. Поезд идет – шлагбаум открываю, ушел – закрываю. Возьми еще по кружке пива, если не жалко.

Только мы сменили на подоконнике кружки, дверь в магазин распахнулась и на пороге появилась женщина в красном сарафане. Живот под сарафаном у нее выпирал, как футбольный мяч, на лице были характерные пятна, глаза блестели.

– А, вот ты где! – закричала она на Алтынника. – Я так и знала, что ты здесь, гад несчастный, детишкам обуться не во что, а он тут последние копейки пропивает!

Алтынник весь как-то съежился, как будто стал меньше ростом.

– Да ты что, Людмила, – попробовал он возразить. – Я ж вот товарища встретил. В армии вместе служили. Познакомься.

– Ну да, еще чего не хватало, знакомиться с каждым пьяницей.

– Ну брось ты позориться, Людмила, – упрашивал Алтынник. – Это ж он меня угощает.

– Так я тебе и поверила, – не отступала Людмила. – Да во всем Советском Союзе, окромя тебя, таких дурачков нет, чтоб чужих людей угощали.

– Людмила, правда он платил, – бесстрастно подтвердила толстая продавщица.

– Ты еще тут будешь, сука противная, – повернулась Людмила к ней. – Сама только и знаешь, что на чужих мужьев глаза свои грязные таращишь.

И не успела продавщица ответить, а я опомниться, как Людмила выволокла мужа на улицу, и уже оттуда слышался ее противный и дикий визг на всю станцию.