Время жить - Александр Лапин Страница 32

Сегодня праздничный день. В храме торжественная литургия, поэтому у него забот полон рот. Слово «пономарь» означает «помощник по храму», а на самом деле он и дворник, и ризничий, и истопник, и звонарь.

Наверху прохладно. Большой колокол даже слегка заиндевел от утреннего морозца. Анатолий похлопал его по медному боку, как старого боевого товарища, взялся за веревку, привязанную к языку, и начал раскачивать. Взмах. Еще. И легкое касание металла о металл.

– Бум! Бум! Бум! – ровный, басовитый густой звон потек над пробуждающимся городом. «Пора вставать, молиться Господу Богу!» – звал колокол.

Уже несколько недель находился он здесь. Жил при храме, помогал делать всякую работу, приглядывался, усваивал правила и истины, на которые раньше как-то не обращал внимания. Теперь-то он понял, что жизнь священников – вечный труд.

У отца Александра, например, церковный день начинался с вечера, когда он приходил в храм, служил короткую вечерню и готовился к главному действию завтрашнего дня – литургии.

Отзвонив, Анатолий спустился вниз. Вместе с другими прихожанами стал ждать батюшку. Сегодня народу много: как стадо овечек, стоит у входа группа женщин, среди платков, шалей, накидок, шляпок изредка виднеются лысины, кудри, седины мужчин. Все в нарядной, праздничной одежде.

Вот у входа началось легкое шевеление. Это отец Александр – уже в рясе, статный, чернобородый – шел на службу. И народ двигался к нему, желая получить пастырское благословение.

Женщины подходили одна за другою. Сложив ладони перед собою, ждали:

– Здравствуйте, батюшка! Благословите!

Отец Александр крестил, благословлял. Прихожане целовали благословляющую руку священника, которая в данный момент олицетворяла десницу Господа. Так, от одного прихожанину к другому, двигался по храму пастырь, подходил к иконам, прикладывался и наконец зашел в алтарь.

В этот момент Казакова окликнул дьякон. Если отца Александра пономарь даже чуть побаивается, то с Василием – высоким, нескладным (стихарь висит на нем, как на вешалке), но чрезвычайно добрым и приятным человеком ему спокойно и уютно.

Началась подготовка к праздничной литургии.

– Анатолий, будь ласка! – сказал дьякон. – Иди сюда. Начнем, помолясь!

У Василия реденькая бороденка в несколько волосков, она смешно топорщится, когда он, запевая, поднимает подбородок кверху.

– Поставь, пожалуйста, угли! – попросил Василий.

Анатолий включил электрическую плитку. Наложил угли, необходимые для каждения. Потом разжег кадило.

Отец Александр торопливо одевался в богослужебные одежды. На черный подрясник надел поручи, потом епитрахиль, подпоясался поясом, приладил набедренник. И сверху – фелонь.

Затем Анатолий поднес ему воду с полотенцем. Священник умыл руки и произнес молитву омовения «Мои руки чисты».

Казаков уже знал тайные смыслы всех этих ритуальных действий. Они пришли из тех самых ветхозаветных библейских времен, когда только зарождалось христианство.

Началась проскомидия – в переводе с греческого «принесение», потому что первые христиане приносили с собой хлеб, вино и все, необходимое для службы.

Совершив входные молитвы перед закрытыми Царскими вратами, священник с диаконом вошли в алтарь и подошли к жертвеннику. На нем лежали пять просфор в память о пяти хлебах, которыми Христос насытил пять тысяч человек.

Отец Александр с молитвой на устах остро отточенным копием вырезал середину из первой и трижды сотворил над ней знамение креста. Положив середину на дискос, он крестообразно надрезал просфору с нижней части и проткнул ее правую сторону копием.

В чашу налил вино, смешанное с водой. Затем вынул частицы из остальных просфор и, разложив их на дискосе, покрыл его и чашу большим платом – «воздухом».

Дьякон вышел из алтаря и громко провозгласил:

– Благослови, владыко!

Отец Александр произнес:

– Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков.

Вступили певчие:

– Аминь!

Все шло свои чередом. Впереди было причастие, которое сопровождает великое чудо превращения вина и хлеба в Тело и Кровь Христову.

Открылись наконец Царские врата. Святые Дары вынесли через боковые двери из алтаря и внесли в алтарь через Царские врата. Так совершается Великий Вход – в память о добровольном шествии Христа на крестные страдания и смерть. Хор запел Херувимскую песнь и «Милость мира, жертву хваления».

Батюшка начал читать евхаристический канон. Анатолий различил только некоторые слова:

– Сие есть Тело Мое… Сие Кровь Моя Новаго Завета…

Все! Чудо свершилось! По молитвам их обратились Дары в Тело и Кровь Спасителя.

Отец Александр вышел из алтаря, положил крест и Евангелие на аналой. Произнес:

– Кто хочет исповедаться – подходите.

Толпа прихожан разделилась: меньшая часть выстроилась на исповедь, Анатолий решил к ним присоединиться.

Заметив среди исповедников детей, отец Александр произнес:

– Дети до пяти лет не исповедаются, ибо они как ангелы Божии.

Сначала исповедь носила общий характер.

– Дорогие братья и сестры! Покаемся в тех грехах, которые являются для нас общими. Первый из них – неблагодарность к Богу. Мы все таковы. Просим у Бога прощения за это.

Народ начал шептать.

– Отпускаю вам этот грех! Еще один общий грех известен мне – грех чревоугодия!

Народ смущенно вздохнул. Многие перекрестились.

– И этот грех отпускаю вам! Теперь грех гневливости…

Наконец отец Александр сказал:

– Кто хочет исповедаться отдельно, подойдите ко мне!

Казаков понял – настал его черед.

Подошел к батюшке. Трудно, но, видно, придется рассказать о том, что терзает его душу.

– Страшно грешен я, батюшка! Большой грех на мне!

– Какой?

– Убийства! – и, помолчав, добавил: – На войне убил я женщину молодую. И полюбовника ее…

– Да, это тяжкий грех! Ты, Анатолий, тогда к причастию не подходи. Подожди в сторонке.

И добавил торопливо, словно извиняясь:

– Тебе предстоит пройти дорогу очищения. Я только тогда могу отпустить тебе этот грех, когда пойму, что больше ты никогда никого не убьешь.