Японский ковчег - Игорь Курай Страница 32

– Тема сегодняшнего вечера, – пояснила Надежда, заметив, что Мияма с интересом приглядывается к полотну. Сеня хотел из Третьяковки просто одолжить, так они уперлись и не дали. Даже наше вмешательство не помогло. Пришлось ему на зеленые раскошелиться.

– Наверное, взяли очень большой залог? – посочувствовал Мияма.

– Какой там залог?! Купил он ее. Ну, конечно, не по аукционной цене… Да Сене без разницы: десятью миллионами больше, десятью меньше…

– Но кто же разрешил?! – ужаснулся Мияма. – Из Третьяковской галереи?!

– Ничего особенного, – снова мотнула головой Надя. – Мы и разрешили. Минкульт то есть.

А чего? Он и так на них ишачит как спонсор. Картина, может, здесь целее будет.

Не успел слегка ошарашенный Мияма толком осмотреться по сторонам, как к нему от углового столика грузно шагнул с раскрытыми объятиями сам Александр Гермогенович Пискарев. Трижды облобызав дорогого гостя, он взял с подноса пустой фужер и громко постучал о хрустальную поверхность вилкой. Однако тонкий звон утонул в оживленной разноголосице зала.

– Вот блин! – с досадой поморщился Пискарев. Не долго думая он потянул на себя поднос и грохнул все стоявшие на нем фужеры об пол. На мгновение наступила тишина.

– Ты чего, Шурик, офонарел? – рявкнул из-за соседнего столика немолодой шатен апоплексического сложения с яркой проплешиной на квадратной голове, в котором Мияма узнал давнего знакомого, заместителя министра образования. В левой руке толстяк сжимал прозрачную рюмку, а правую с шашлычным шампуром испуганно выставил перед собой.

– Спокойно, господа! Ничего не случилось! Ситуация под контролем! Просто иначе до вас не достучаться, – весело помахал рукой Пискарев. – Позвольте вам представить моего дорогого друга, профессора японского университета… э-э… ну, неважно… В общем, профессора Кудзуо Мияму! Я ничего не перепутал, Кузя?

– Нет, ничего, – поморщившись от такой фамильярности, подтвердил Мияма и поклонился. – Мне очень приятно присутствовать на вашем вечере. Пожалуйста, примите уверения в моем самом высокоблагоприятном предрасположении духа.

– Ну ладно, ладно, хватит цирлих-манирлих разводить! – бесцеремонно осадил его заместитель министра культуры. – У нас тут первым делом что? Сам, небось, знаешь: опоздавшие штрафную пьют. А поскольку Россия ныне возрождает славные традиции Петра в государственном устройстве, то и нальем тебе, брат Кузя, кубок Большого орла. Между прочим, оригинал – прямо из Исторического музея добыт. Но ты не боись! Петр Алексеич в нем штрафникам зелено вино подносил, то есть водяру, а мы тебе Дом Периньончик – легкое шампанское.

– Господа, прошу налить! – возгласил Пискарев зычным баритоном в то время, как официант в белых перчатках уже спешил к Мияме с массивным серебряным кубком. – Давайте поднимем тост за страну Восходящего солнца, где нас так горячо принимают. Особенно на горячих источниках, – добавил чуть тише тостующий и подмигнул гостю.

Профессор Мияма не просто выдающийся русист, не просто переводчик и популяризатор Достоевского, не просто знаток и интерпретатор российской классики, он еще тонкий ценитель прекрасного пола… и всего прекрасного. В общем, он мост между двумя нашими великими странами. Да, мост! И я предлагаю за этот мост тоже выпить! За мир и дружбу между народами, как говаривали в старину!

– За мост в Японию! – поддержал его нестройный хор голосов.

Послышался перезвон бокалов, а затем наступила пауза: все собравшиеся пили до дна. Хуже всех, конечно, пришлось Мияме. С трудом удерживая двумя руками массивный кубок, он силился перелить в себя его игристое содержимое. Действительно, это было отличное шампанское, да к тому же и кубок был налит лишь наполовину, но поглотить залпом почти литр шампанского было нелегко даже такому испытанному бойцу, как Мияма. Однако не справиться означало бы провалить всю миссию, не успев начать. К тому же в кармане на всякий случай лежали антиалкогольные таблетки, полученные перед отъездом. В конце концов он оторвался от края кубка и, отдуваясь, перевернул сосуд вверх дном. Публика дружно зааплодировала. Воздух разорвали приветственные крики: «Молоток! Так держать! Наш человек! Самураи, вперед!» Где-то раздался пронзительный свист.