Жизнь и Любовь (сборник) - Евгений Бузни Страница 32

1

И в Тамбове я помнил про Крым,

но не тот, что в руках был Батыя,

а другой, что себе я открыл,

раздвигая небесные крылья…

Я родился под сердцем его,

беспокойным в чреде революций.

Моё детство счастливо легло

в колыбель симферопольских улиц.

Звёзды добрыми были в тот день,

как и тысячи звёздных лет прежде.

Я родился, и должен теперь

оправдать их большие надежды.

Через первые годы мои

говорливые воды Салгира [1]

животворной струёй протекли,

открывая сокровища мира.

2

Мой край, что опоясан пеной моря,

подарен мне пять тысяч лет назад.

Я скиф, я тавр, и пусть со мной не спорят.

Не опровергнуть слов, что я сказал.

Мой слог пророс из хеттского наречья,

славянским распустившимся цветком.

Шумеры и аккады из Двуречья

не знали, но мечтали о таком.

Мои слова рождаются из песен,

назад пять тысяч лет напетых мне.

Кто знает все любви большой предтечи?

И на какой плывут они волне?

3

Ещё тогда волна ласкала берега

горы, уснувшей возле моря, как медведь,

что б я сегодня к морю Чёрному шагал,

чтобы сегодня мог о Чёрном море петь.

Какие б ветры ни гуляли над тобой,

мой край любимый, где родился я и рос,

я крымский скиф и тавр, и я навеки твой,

и прорасту через тысячелетье гроз.

4

Я скиф, я тавр, я россиянин,

на русской крови я взращён,

на четверть чех и молдаванин,

поляк и белорус ещё.

А если глубже покопаться,

то мой прапрадед турок был.

Его в Россию взяли в рабство,

мальчонкой —

он смышлёным слыл.

В России вырос, оженился

на русской девице как раз.

И хоть давно сам обрусился,

но дочка Туркиной звалась.

А уж она, на белоруса

любви тенёта разбросав,

мне мать родила белорусскую,

вложив турецкие глаза.

5

Я не любитель наций никаких.

Ведь я родился интернациональным.

Не нужно говорить мне «Ну и псих!».

Я русским вырос под звездой братанья.

Да, русские прошли через монголов,

оставив у себя следы татар

и поглотив их корни в русском слове,

как поглощает небо дым и пар.

И облака плывут и небо красят,

хоть небо хорошо само собой.

Впитали мы и англичан и басков,

французов, немцев, как никто другой.

Мы русские во всём гостеприимны.

Таков обычай на моей Руси.

Всех принимаем и в труде, и в гимне,

любовь ко всем с пелёнок мы растим.

Но все ли? Вот вопрос задам вначале.

Ответ не ляжет в строчку без печали.

6

Вопросами на площади палатки

у здания правительства стояли.

Татары крымские в руках кепчонки жали

и голосили, что не всё в порядке.

Их Сталин, мол, убрал совсем из Крыма

за чьи-то смерти, за предательства отдельных.

Плохих в любом народе меньше – верно.

Но истина не сразу всем открылась.

Когда Батый на Русь ордами двинул,

жёг сёла, русских женщин забирая,

копьём в чужую землю упираясь,

он не считал себя несправедливым.

Но то была пора средневековья.

Цивилизация пришла в народы.

В народе русском поговорка ходит:

Глаз вон тому, кто старое припомнит.

Крым русский ли, татарский, украинский?

Такой вопрос казался раньше детским.

Все знали лишь одно, что Крым советский.

И всем один закон был для прописки.

7

Прошли года, но память не уходит.

Прибалтика, Молдавия, Кавказ.

Весь мир перекосился, стал уродлив.

Рознь наций лопухами разрослась.

И листья лопухов, что глушат совесть,

врастают в улицы и транспорт городов,

в смертельный муджахеда прячась пояс,

выглядывая из парламентских домов.

Почто? Зачем? Кому всё это нужно?

Пройдут века, и больно будет всем

за это время жидкое, как лужи,

и грязное от мрази лживых дел.

Зачем живём?

Берёзы не ответят,

прошелестев стихами под рассвет.

Мы на земле все маленькие дети.

Купели нашей миллиарды лет.

Миг нашей жизни должен быть достойным,

зерном, проросшим колосом хлебов,

где каждый колос счастлив тем, что волен,

и для всемирной жатвы он готов.

8

Я скиф, я тавр, я киммериец,