Откровения судебного медика - Игорь Гриньков Страница 32

Единственное, на что я еще не сподобился, — это разламывать таблетку надвое и первую часть вручать одному пациенту — «от головы», а вторую — другому — «от живота». Противна была атмосфера всеобщего наушничества и стукачества. Душевный разговор во время выпивки с «кумом» (начальник оперчасти) или другим сотрудником, с провокациями на откровенность, наутро в стенографически точном изложении становился известен «хозяину». Любое неосторожно сказанное слово могло быть причиной крупного конфликта. Безотказно действовал лагерный постулат — «базар надо фильтровать».

Подспудно созревала мысль: «Люди сидят здесь не по своей воле. Многие из них совершили различные преступления. А с какой стати я совершенно добровольно обрекаю себя на бессрочную отсидку?» Медчасть, как упоминалось выше, была расположена в режимном корпусе (в здании, где находились камеры с узниками), попасть в который можно было только в сопровождении контролера через мрачный, сырой подвал-тоннель, разделенный на секции малоэстетичными решетками, издающими зловещее лязганье при захлопывании. Помню, как один впечатлительный доктор, вызванный на консультацию, шествуя по этому тоннелю, нервно вздрагивал, пугливо озирался по сторонам и бормотал под нос «антивиевское» заклинание: «Чур меня, чур меня!»

Рабочий день начинался в 8 утра, заканчивался в 6 вечера, так что практически все свое время медперсонал проводил в узилище вместе со спецконтингентом.

Я начал серьезно подумывать о смене деятельности. В начале 1980 года судебно-медицинский эксперт физико-технического отделения (сейчас называется отделением медицинской криминалистики) Бюро СМЭ Александр Михайлович Сабадаш уволился и переехал на жительство в город Геленджик. Решение мое было спонтанным, почти автоматическим. Мне было безразлично — чем заниматься, лишь бы вырваться на волю из тюрьмы. Звонок И. М. Кирюхину моментально решил проблему. Я был принят на освободившуюся вакансию, и с тех пор судьба моя оказалась связанной с профессией судебного медика, а до 2000 года (года смерти Ивана Максимовича) — с этим замечательным человеком.

Все, кто знал и любил Максимовича, называли его Золотой Ваня: и за цвет волос, и за остальные качества. В моем представлении он был настоящим русским мужиком — интернационалистом по сути (хотя слово это сейчас изрядно замарано). Среди его друзей были и калмыки, и русские, и выходцы с Кавказа, и татары, и евреи; главным критерием служил сам человек, а не известная 5-я графа.

Молодые тогда следователи и судьи, ныне убеленные сединами ветераны, рассказывали, с каким терпением и доброжелательностью он учил их работать с экспертами (слово «учил» в применении к Максимовичу кажется мне неуместным; он никого не наставлял, никогда не говорил назидательно-менторским тоном; процесс «обучения» проходил органично, естественным путем).

Коллеги из практического здравоохранения с большим уважением относились к Ивану Максимовичу. А заслужить уважение среди наших коллег, поверьте, дело совсем не простое; у нас каждый себе и профессор, и академик со своим особым мнением как по отдельным медицинским вопросам, и о своем личном вкладе в здравоохранение (как правило, недооцененном начальством), так и о собратьях по профессии. Главный хирург Министерства здравоохранения Республики Калмыкия Марк Андреевич Бочаев, кстати, принципиальный антагонист табака, вспоминает, что единственный человек, которому он позволял курить в своем кабинете, был Кирюхин. Пустяк, казалось бы, но он о многом говорит.

В чисто профессиональном плане у меня были учителя, как сейчас модно говорить, и покруче (они упоминаются в очерке «Грозненский дневник»). Но меня, начинающего тогда эксперта, именно Иван Максимович посвящал в основы судебно-медицинской деонтологии, науки, которой по-настоящему нигде не учат.

Деонтология буквально — наука о долге врача. В практической медицине деонтология включает в себя систему отношений врача и больного, отношений между медиками различных звеньев. В судебной медицине — это отношения эксперта и следователя, эксперта и судьи, эксперта и потерпевшего (если речь идет о живом лице), эксперта и родственников погибшего, эксперта и адвоката. В отличие от остальных врачей, эти отношения регламентированы процессуально, но реальная жизнь не всегда вмещается в прокрустово ложе законов. Некоторые вещи представляются как сами собой разумеющиеся, но если бы все мы следовали им в жизни и работе…

Вот некоторые из тезисов моего Шефа, которых я старался придерживаться, так что они иногда кажутся мне своими собственными.

— Если к тебе обратился коллега-медик за помощью, сделай все, что от тебя зависит, чтобы помочь ему (корпоративность в лучшем понимании этого слова была для Ивана Максимовича понятием не обсуждаемым).

— В уголовном деле всегда существуют две конфликтующие стороны: потерпевший и обвиняемый. «Помогая» одной стороне, ты ровно пропорционально «вредишь» другой. Ты не Бог и не судья, чтобы брать на себя такую ответственность.

— В разговоре с посетителем, кем бы он ни был, удели ему максимум своего «драгоценного» времени, тактично растолкуй ему все, что его интересует (за исключением того, что составляет тайну следствия). 90 % жалоб рождаются на пустом месте, из-за неумения или нежелания разговаривать с людьми.

— Будь терпелив в разговоре с потерпевшими, родственниками погибших и потерпевших, у них и так большое горе.

— Не строй из себя умника, всегда найдутся люди не глупее тебя.

— В экспертизах по «врачебным делам» будь особенно осторожен и не руби сплеча; всегда старайся поставить себя на место врача, к которому предъявляются претензии; медицина — не всесильна, а уж возможности районного специалиста ограничены рядом объективных причин (речь, конечно, не шла о явном выгораживании человека, допустившего халатность или серьезную, непростительную врачебную ошибку; при этом Максимович приходил в настоящую ярость, если встречался с фактом фальсификации истории болезни).

— У танатологов (экспертов морга. — Авт.) самая тяжелая в физическом и психологическом плане работа, поэтому относись к ним более снисходительно. Принимай меры только в случаях, когда ситуацию начинает «зашкаливать».

— К коллегам относись одинаково ровно, не выделяй фаворитов.

— Никогда не чурайся советоваться с экспертами, даже если ты считаешь, что уровень их подготовки еще недостаточно высок; ты можешь глубоко ошибаться в своей оценке.

— Лаборанты, медицинские сестры и санитарки такие же полноправные и важные работники, как и эксперты; спесивое отношение к ним не только не достойно руководителя и врача, но и свидетельство человеческой и умственной неполноценности.

— Не стремись стать начальником; если этому суждено сбыться, то это случится. Лучше стань хорошим экспертом, которого будут уважать и дознаватели, и следователи, и судьи, и медицинская общественность.

— Начальственное кресло эфемерно (Шеф, разумеется, не употреблял этого изящного нерусского слова, заменяя его на более народное — «херня», он вообще был немногословен), а секционный нож и микроскоп — это твой кусок хлеба.