Вера Штольц и всего лишь несколько дней - Ольга Трофимова Страница 32

Ярко светило солнце, настойчиво пробиваясь сквозь занавески гостиничного номера. Аполлинарий открыл один глаз, потом закрыл, потом опять открыл, потом стал попеременно моргать уже двумя глазами, стараясь навести резкость и уменьшить грохот колоколов в висках и в затылке. Кроме проблем с головой болела спина – и почему-то где-то в области копчика. Выходило, вчера он сильно потянул мышцы, отвечающие за лунную походку и подтанцовки с приседаниями.

Чувствовал себя Аполлинарий безобразно – ровно так же, как и выглядел. Будильник показывал одиннадцать часов утра. Аполлинарий попытался с кряхтением подняться с кровати, но как только сделал попытку встать, его повело, и он рухнул обратно. Руки и ноги дрожали, башка раскалывалась, а во рту было – ну, вы сами понимаете.

Наконец он совершил невозможное и принял вертикальное положение. Подошел к столу и налил из графина стакан воды. Выпил. Налил еще. Выпил. Потом еще. А потом вода в графине закончилась, и он сел обратно на кровать. Тупо осмотрелся, пытаясь понять, что происходит, но так и не понял.

Не сказать, что вокруг был какой-то вселенский бардак – напротив, все было даже очень на уровне, вот только посреди комнаты лежал розовый чемодан Полины (тоже, между прочим, Samsonite, как и у него, только меньше), доверху набитый его – Аполлинария – вещами. Странно! Кроме того, вещей самой Полины совсем не наблюдалось.

Аполлинарий вновь встал (усилий потребовалось не меньше, чем в первый раз), неуверенно доковылял до ванной комнаты, держась за стены, и сделал попытку умыться. Он вновь чувствовал себя пьяным – водичка мягко легла на вчерашнюю лошадиную дозу коньяка и теперь повышала градус до состояния среднего опьянения. Следующая странность, которую он обнаружил, было отсутствие следов Полины и в ванной – т. е. и пасты, и щетки, и кучи всевозможных кремов и косметики.

Аполлинарий тщательно осмотрел все вокруг, потом вышел и почему-то заглянул под кровать. Сама идея нахождения Полины под кроватью показалась ему совершенно дикой, но – а почему бы и нет? Чем, как говорится, черт не шутит? Но ее не оказалось и там, что было странно (уже в третий раз с утра). Вдруг его внимание привлекла записка на прикроватной тумбочке, и он, с трудом разбирая слова, принялся читать.

Прочитал и отложил в сторону. Откинулся на кровать – ему было плохо. Вот сейчас было плохо по-настоящему! Смысл слов пока еще не совсем дошел до его сознания, но подвох уже чувствовался. Прямо-таки бил в нос и сильно раздражал запахом. Аполлинарий заставил себя вновь и более внимательно изучить письмо. На этот раз, если бы у него были силы и возможность, он бы обязательно задушил эту стерву! Ох, как бы он ее душил! Сначала – парадным галстуком, потом – повседневным, а потом – шарфом с логотипом «Спартака», а потом – бельевой веревкой, на которой когда-то давно так любила развешивать ковры его мама!

Одновременно с изрядной толикой озверина перед глазами Аполлинария внезапно проступили картинки вчерашней ночи и вечера. Картинки были живыми и объемными, как кино 3D. Аполлинарий вспомнил все: и как напился до невменяемого состояния, и как полез в ванну и чуть не утонул, и как внезапно, как чертик из табакерки, появилась Полина, которая стала орать на него и пытаться его откачивать. Потом – пробел, провал в памяти, который прерывается появлением жуткого привидения, всего утыканного ветками, и отчаянной схваткой с ним, в которой Аполлинарий сильно ударился копчиком обо что-то тупое, но очень твердое. А потом наступило настоящее благостное забвение, и вот сейчас он сидит на кровати и читает какой-то бред.

– А ведь она совсем ушла! – тут до Аполлинария дошел весь ужас его положения. Только сейчас он смог оценить результаты своей командировки – деньги потрачены, бизнес, можно считать, загублен, да еще и женщина, которую он вывез для себя, его кинула и вместе с его новеньким чемоданом усвистела в неизвестном направлении! Ну, ладно, чемодан – бог с ним (все-таки она имеет право на компенсацию за его спасение – хотя сама во всем и виновата, стерва!), но она-то какова! Так надругаться над его – Аполлинария – лучшими чувствами! Как красный командир над унтер-офицерской вдовой!

Мысли о таком коварстве жгли его словно раскаленным утюгом. Аполлинарий не смог усидеть на месте и быстро заходил из угла в угол и обратно. Он метался по комнате, как раненый пещерный лев, представляя то одну, то другую картину жуткой кровавой мести, которую он обязательно совершит! Но не прошло и четверти часа, как он выдохся, и впал в другую крайность, на чем свет кляня несправедливую злодейку-судьбу, и проникся такой жалостью к себе, что чуть было не расплакался.

Ага – где-то в загашнике у него была бутылка пива, которая ему обязательно поможет преодолеть внутренний разрыв! В конце концов, дома в Москве у него есть еще жена, которая его утешит (она хоть и не ахти, но все-таки женщина и умеет чувствовать настроение вернувшегося из командировки мужа!). Аполлинарий открыл холодильник, достал оттуда холодненькую запотевшую бутылочку и с наслаждением выпил. В голове зашумело еще сильнее, но мысли потихоньку стали приходить в порядок, и он отправился в душ приводить себя в божеский вид.

Под бодрящими струями воды Аполлинарию еще немного полегчало, и он даже побрился – первый раз за последние два дня. Так было и вовсе хорошо. Туман в голове все еще плавал густыми хлопьями, но сквозь него уже пробивались яркие лучики трезвых мыслей. Аполлинарий позвонил на ресепшн и заказал себе кофе в номер. Потом спустился вниз в ресторан и позавтракал. Во время еды он уже настолько пришел в себя, что начал строить планы на будущее. В любом случае, жизнь еще совсем не закончена, и у него еще будет возможность со всеми поквитаться! А пока что вывод – делать ему здесь уже нечего, и нужно возвращаться в Москву. Странно, но впервые за все последние месяцы мысли о доме его порадовали – старый он стал, что ли? Нужно собираться и вылетать первым рейсом, а для жены его внезапное возвращение пусть будет подарком!

* * *

А тем временем в Москве наступило утро понедельника. Одного из многих, но, тем не менее, совсем не такого, как обычно.

Понедельник был мрачен, он кричал всему миру о том, что предвкушение сказки (точно так же, как и сама сказка) закончилось, и теперь впереди ничего нет, кроме осточертевшей офисной бумаги во всех ее проявлениях. Вера просыпалась тяжело. Она, признаться честно, совсем не хотела просыпаться, но пришлось. Служебный долг победил, и она наша в себе силы доковылять до работы, смотря на всех слегка припухшими от невысыпания красными глазами человека, вернувшегося туда, куда совсем не хочется. Тоска!