Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил Страница 32

Гюнтер оторвался от глазка, с отвращением потер собственный глаз и решил, что всего лучше будет как можно скорее отправить этих пятерых Львов домой, ибо, коли уж эта психушка тут откуда-то взялась, дома она будет меньше мозолить глаза. И если, друзья, принять во внимание, что он мог бы без промедления вколоть всем этим Львам dosis letalis [21]и пропустить их через печные трубы, то надо признать, что повел он себя вполне благородно, так что, возможно, прежде я на него клеветала.

Матушка отличалась умением смотреть на все с практической точки зрения, и батюшкина русская юродивость издавна уравновешивалась ее немецкими обстоятельностью и рассудительностью. Так что когда Гюнтер молча вывалил посреди нашей квартиры пятерых Львов, матушка мгновенно сообразила, что спальню теперь придется превратить в некое подобие ночлежки с нарами друг над другом — совсем как в казарме.

Сначала мы этих Львов путали, они все казались нам на одно лицо. Так, собственно, наверняка и было задумано. Но близкое сосуществование с ними со временем привело матушку к выводу, что некоторые особенности ее мужа, хорошо ей знакомые, ярче проявлялись у одного Льва, а другие — у прочих. С одними вопросами в определенных обстоятельствах следовало обращаться вот к этому Льву, а с иными и в иных обстоятельствах — вон к тому. И так далее. И вы, господа, не сердитесь, но подробнее я об этом говорить не стану.

(Матушкину совместную жизнь со Львами я знаю скорее по ее жалобам, так сказать, со стороны. Да, именно так оно и было! И вы скоро узнаете, где и как провела я последние годы войны. Но иногда я все же ненадолго появлялась дома — позабавиться пятью батюшками, каждый из которых льнул ко мне по-своему, это и словами-то выразить нельзя, это как если бы где-то вдалеке, слышите, звучала тихая музыка. Конечно, я отлично знала, что все эти батюшки — ненастоящие, да и кому это было знать, как не мне, однако за годы войны мы успели привыкнуть к эрзацам, к маргарину вместо масла… и еще к какому-то искусственному меду. Да и весь мой путь к Бруно был усеян суррогатами, милыми сердцу суррогатами).

Разумеется, я не замедлила посвятить матушку в суть дела, ведь то, что сказал Бруно, имела право знать и она, хотя кое-какие детали долгое время оставались неясными нам обеим. Например, матушка довольно поздно сообразила, что все Львы питаются одним только воздухом и что их совсем не надо кормить. Они ели, если от них это требовалось, если им давали тарелку, они не могли отказаться, они были запрограммированы на максимальное послушание, но съеденную пищу им потом приходилось перерабатывать без малейшего остатка, это являлось для них дополнительной нагрузкой, так что еда не давала им энергии, а забирала ее у них. Едва матушка поняла, как обстоит дело, она сразу прекратила их кормить, и на сердце у нее стало значительно легче. Потому что прокормить пять Львов было непросто даже при наличии ланшкроунских корзин с провизией, и ей, пока она оставалась в неведении и продолжала давать им еду, приходилось (учитывая всеобщую нищету времен протектората) всячески изворачиваться.

Но, с другой стороны, надо признать, что с появлением пятерых Львов прибавилось не только желудков, о которых матушка совершенно напрасно заботилась, но и батюшкиных умелых рук. Один из Львов отправился с батюшкиной трудовой книжкой (то есть как Лев Заммлер) в паровозное депо в Горних Гершпицах и принялся выполнять там батюшкину работу, другой начал прямо у нас дома изготавливать разные полезные в обиходе предметы, на которые в войну на барахолке был большой спрос (начиная с кухонных мешалок и заканчивая часами с кукушкой), а третий вместе с четвертым общими и нераздельными усилиями исправили дома все то (начиная с водопроводных кранов и заканчивая оконными рамами), что батюшка давно уже хотел исправить, но у него не хватало на это времени, и сколь же радостно было глядеть, как спорится у них работа и как хорошо они ладят между собой. Ну а пятый Лев, да-да, а что же пятый Лев? Он бил баклуши, только и всего, но зато как! Он бил баклуши так, как иные прививают плодовые деревья или разводят ангорских кроликов!

Но если матушка и освоила со временем науку различать Львов по едва заметным признакам, проистекающим из всего спектра батюшкиной натуры, то внешне они продолжали оставаться совершенно одинаковыми. Для начала она попробовала по-разному их одевать, но это ничего не дало, потому что они ловко менялись тряпками между собой, и матушка поняла, что с их стороны это вовсе не злоумышление против нее, а просто такие уж они игруны, все эти ребята. Каким, собственно, был (и, надо надеяться, продолжает оставаться) и ее муж. И тогда, чтобы их как-то различать, ей пришлось прибегнуть к насилию.

Она, видите ли, исходила из того, что это всего лишь роботы-заменители и что с ними, не опасаясь навредить, можно поступать как угодно. И если ее действия вам все же покажутся несколько грубыми, то я позволю себе напомнить, что матушка как раз и была грубиянка. К одному Льву она подскочила сзади и с самыми добрыми намерениями огромными портновскими ножницами отхватила у него правую ушную мочку. У другого Льва она отрезала левую. А третьего и четвертого пометила таким образом, чтобы они слегка припадали на разные ноги. Пятого же Льва можно было не метить никак, потому что он был отмечен тем, что не имел отметин.

Но и дня не проходило, дорогие вы мои, без матушкиных дум о шестом Льве, а вернее сказать — о Льве нулевом. Эти-то были всего только копиями, симпатичными лишь потому (если не считать их трудолюбия), что они до ужаса походили на ее мужа. И она выкидывала Львов одного за другим из супружеской спальни, когда они пытались (будучи, скорее всего, именно таким образом запрограммированы) лечь рядом с ней. И довольно долго она терзала их расспросами, твердо решив дознаться, как живется нынче нулевому Льву и чем он занимается в мире космических майских жуков, как она брезгливо называла инопланетян, и когда же он наконец оттуда вернется. И пять Львов клялись, что не имеют об этом ни малейшего представления, но матушка была уверена, что они, эти межгалактические клятвопреступники, нагло лгут, и потому пыталась извлечь из них правду то с помощью кнута, то с помощью пряника, впрочем, боюсь, к кнуту она прибегала чаще.