Загадать желание - Ольга Кай Страница 32

«Вот тебе и хлеб с молоком», – успела подумать, и тут же почувствовала прикосновение рук на плечах. Что-то царапнуло кожу.

Я дернулась, и лишь тогда увидела, что за плечи меня держат не тонкие девичьи руки, а ветви, новые побеги быстро оплетают локти, запястья… Жесткая петля охватила горло, мешая дышать, над головой дрожали свежие листочки. И голос дочери леса – тихий, как шепот ветра – повторял медленно и напевно:

– Забудь. Забудь себя. Забудь жизнь свою и любовь свою. Забудь горести и радости. Забудь родных и близких, друзей и врагов, забудь…

И неуловимый, словно гаснущее эхо, еще один такой же голос подпевал ему, повторяя мое имя:

– Женя, Женя…

Разом все смолкло.

– Ты назвала мне не то имя, – недовольно сказала Осинка прямо над моим ухом. – Может, оно не полное?

Я молча дернулась, но петля на горле предупреждающе шевельнулась.

– Вот как? Имя не скажешь? – она вздохнула. – А ведь ты могла бы стать такой, как я. Свободной. Красивой. Любой мужчина, увидев тебя, сошел бы с ума от страсти. Хочешь? Ну, говори?

– Нет, спасибо, – я кашлянула и попросила: – Отпусти.

– Еще чего! Лучше я тебя в дерево превращу. Будешь стоять на бережочке. Место красивое, тихое…

Мне стало холодно.

– Не надо. Не надо превращать, – сжимающая шею ветка здорово мешала говорить. – Скажи, чего ты хочешь?

– А что у тебя есть? – оживилась Осинка. Веточки беззастенчиво залезли ко мне в карманы и, ничего не найдя, сильнее сдавили тело. – У тебя ничего нет! Совсем! Так что быть тебе деревом!

От объятий становится больно. Лихорадочно соображаю, что же предложить взамен за свою жизнь и, наконец, вспомнив, почти кричу:

– Сережки!

Хватка ослабевает.

– Золотые, – уточняю.

– Они маааленькие, – дочь леса сокрушенно вздыхает. – Что еще предложишь?

– Одежда?

– Фи! Зачем мне эти тряпки!

– У меня дома есть получше. Немного.

– Фи! – пауза, и заинтересованное: – А что еще у тебя дома есть?

Чуть не ляпнула: «спички», вовремя сдержалась.

– Ложки, вилки, посуда… Нитки, иголки. Браслетик бисерный.

– Что за браслетик? – спрашивает Осинка.

– Пять рядов, узор цветочками… он симпатичный, правда.

– Не интересно! – перебивает. – Еще что?

– Платки, полотенца… Нет? Термос? Это чтобы воду в него налить, и не остывала. Тоже нет? Мобильник…

– Это что такое?

– Телефон такой, – вздыхаю – нет у них тут телефонов. – Такая штучка: светится, музыку играет разную…

– Интеррресно, – мурлычет Осинка и замолкает. И я замираю, опасаясь отвлечь ее от раздумий. – Хорошо. Давай свои сережки!

Ветви скользнули, освободив руки, которые сильно занемели, и я минут пять потратила, чтобы вынуть из ушей золотые колечки. Тоненькая веточка ухватила их с моей ладони. Осинка недовольно поцокала языком:

– Маааленькие! – и, наконец, отпустила.

Я не удержалась, упала на землю. А когда прокашлялась и смогла поднять голову, мои сережки уже красовались в аккуратных ушках коварной красавицы.

– Но учти, – она погрозила тоненьким длинным пальцем, – чтобы до заката принесла мне этот… который светится и музыку играет. Понятно?

– Хорошо.

– Не обманешь?

– Не обману.

Да, такую обманывать – себе дороже. Потом можно и вовсе в лес не заходить.

Домой я вернулась быстро. Достала из рюкзака новенький мобильничек, купленный родителями на тот случай, если окажусь в аномалии. Всунула в него запасной аккумулятор, чудом доживший без подзарядки до весны. Что ж, в следующий раз буду знать, что надо не мобильниками запасаться, а бусиками-браслетиками да сувенирами разными – мавкам на подарки.

Самодельный браслет из цветного бисера был одной из немногих вещей, оставшихся при мне после бегства из Раславы. Его я тоже захватила – так, на всякий случай. Поглядела на пластмассовую голубую сосульку – подарок Максима, но решила, что за елочную игрушку капризная Осинка еще обидится.

Выбегая из дома, едва не сбила с ног Алину – та как раз возвращалась от больного. И пахло от подруги хлевом.

– Опять корову лечила, – пожаловалась она и уже в спину спросила: – Жень, ты куда?

– Потом! – крикнула я и со всех ног побежала к лесу.

Солнце медленно опускалось за верхушки деревьев. Остановившись на берегу, я огляделась, не уверенная, что верно запомнила место.

– Надо же, пришла, – послышалось за моей спиной.

Осинка подошла, взяла с моей ладони телефон, покрутила и, словно обжегшись, бросила на землю.

– Ты что принесла? Оно плохое!

Подняв телефон, я вынула аккумулятор.

– Так лучше?

– Лучше, – согласилась дочь леса. – Но… теперь оно не светится.

Она поджала губки, ощупала меня пристальным взглядом и, протянув руку, потребовала:

– Ладно, давай сюда свой браслетик!

Обратно я не шла – плелась, едва переставляя ноги. Тревожила мысль, что если хутор не зря называется Осинки, то в здешнем лесу может быть не одна такая очаровательная вымогательница.

– Женя, ты откуда?

Василий, старостин внук, возвращался с охоты. За его спиной болтались заячьи тушки, штуки четыре.

– Гуляла, – устало ответила я.

Дальше пошли вместе. Вася был немногословен, охотой не хвастался. Разве что про Алину спросил – осторожно так. С тех пор, как мы поселились в Осинках, наверное, каждый второй молодец поглядывал на мою подругу с интересом, а каждый третий пытался подкараулить у калитки или провести до дома после посещения заболевшего хуторянина…

На развилке Василий свернул на соседнюю улицу, а я остановилась у невысокого заборчика возле Арисова дома. Коленки подогнулись, я уселась на землю.

И тут же вскочила с визгом. Змея выскользнула из-под меня и юркнула в щель между досок.

– Чего кричишь?

Спокойный тон подкравшегося Ариса окончательно вывел меня из равновесия.

– Ах, чего кричу? А того! Раскидал здесь своих гадов ползучих! Ни сесть, ни встать, ни упасть нельзя! Ползают везде! Шипят! Под ноги лезут!..

Не хватило дыхания, я замолчала, только тут сообразив, что ору как сумасшедшая. Горыныч смотрит, словно ждет чего-то, глаза темные: то ли от злости, то ли от обиды. Нет, ну чего, спрашивается? Разве не видно: у человека истерика, он себя не контролирует…

– Черт знает что творится, – я пнула заборчик, вымещая на нем злость и на хитрую Осинку, и на змею, и на себя. Развернулась и пошла к нашему с Алиной дому, стараясь не обращать внимания на тяжелый взгляд, направленный в спину.