Русская гейша. Тайны обучения - Ольга Лазорева Страница 32

– Мы не женимся. Хуже того, Петр трагически погиб, я не хотела вам вчера этого говорить при родне. И прошу не задавать мне вопросов на эту тему! Когда-нибудь расскажу. А в Москву я переезжаю потому, что он оставил мне свою квартиру. И я собираюсь в ней жить. Все!

Мама выронила из рук кружку. Она упала на пол, как мне показалось, с ужасающим грохотом и треснула. Отец затряс головой, словно не желая ничего слышать. Я быстро выскочила из кухни и закрылась в своей комнате.

Из белой записной книжки с изображением белой лилии на обложке:

«Дракон корчился в жестоких судорогах. Его тело – изогнутое словно в погоне за шаром, с задорно поднятым хвостом – сейчас было охвачено огнем, окутано дымом. Его крепкий хребет, между шипами которого росли густые зеленые леса, разламывался, и из ран, пульсируя, била горячая кровь. Из глубин Куросио, ласкавшего его с древнейших времен, выглянула смерть и с хищностью голодной акулы своими страшными зубами вгрызлась в его бок. Она отрывала кусок за куском, и живое, кровоточащее тело исчезало в ее ненасытной утробе…»

Саке Кумацу

«Мне остается только молчать. Сестра с хронометром в руке измеряет продолжительность моего молчания. Само молчание является в их глазах неким симптомом и ответом. Я понимаю это, но уже не могу придумать иного ответа, кроме молчания».

Кобо Абэ

«Однажды какой-то человек спросил:

– Что есть смерть?

И получил ответ коротко сложными стихами:

– В жизни все фальшиво.

Есть только одна истина,

И эта истина – смерть».

Ямамото Цунэтомо

«Мнительный разум плодит демонов».

Японская пословица

Пятого сентября мне исполнилось девятнадцать лет. Я не стала отмечать, и родители поняли мое нежелание устраивать праздник. Придумали какое-то правдоподобное объяснение для жаждущих веселья родственников. Мы посидели втроем и выпили бутылку белого сливового вина, которое я привезла из Японии. Я вяло отвечала на вопросы. Глаза мамы были грустными.

– Но как ты будешь там жить совсем одна, доченька? – спросила она.

– Да, ты подумай над этим. Может, стоит продать квартиру и вернуться в родной город? – поддержал ее отец. – На эти деньги ты можешь прекрасно устроиться.

– Нет, я все решила, – упрямо сказала я. – К тому же всегда мечтала открыть свое дело, какую-нибудь танцевальную студию.

– Но ведь для этого, насколько я понимаю, необходимо немало средств, – заметила мама. – И почему такую студию не открыть здесь, к примеру?

– Я не могу продать то, что оставил мне мой любимый, – тихо сказала я.

– Ладно, мать, – после паузы заявил отец, – пусть Танюша поступает, как считает нужным. Это ее жизнь. А вернуться сюда она всегда успеет.

Я сейчас дослушаю

В мире мертвых до конца

Песню твою, кукушка!

Неизвестный автор

В конце сентября я окончательно переехала в квартиру Петра. Но пока ничего менять в ней не стала и, возможно, поэтому чувствовала себя все хуже. Я бродила по комнатам, перебирала его вещи, спала на кровати, на которой мы провели столько счастливых и бурных ночей, и постепенно впала в сильнейшую депрессию. Мне не хотелось никуда выходить и никого видеть. Елизавета Викторовна звонила ежедневно и мягко интересовалась делами. Я отвечала сухо и кратко, но она не обижалась, видимо, понимая мое состояние. Осень была дождливой и темной, и это еще усугубляло мрачный настрой души. Я целыми днями лежала на диване, свернувшись в комочек, и слушала подряд все аудиокассеты Петра на его музыкальном центре.

И вот как-то вечером, впервые после моего возвращения, позвонил Юкио. Он выразил радость, что я окончательно перебралась в Москву. Но задавать вопросов на тему квартиры не стал. Я старалась отвечать обычным голосом, но, видимо, мне это плохо удавалось. Юкио замолчал на минуту, а потом вдруг сказал:

– Я понимаю, что ты скорбишь о них. Но я никак не мог подумать, что вы стали такими близкими друзьями, – осторожно добавил он.

– О чем это ты? – равнодушно спросила я.

– О смерти Манами и Тору, – ответил он и тяжело вздохнул.

Я отказывалась верить своим ушам. Потом все-таки спросила:

– А ты не знаешь подробностей?

И он мне все рассказал, в конце добавив:

– А я думал, что тебе звонила госпожа Цутида.

– Я ни с кем из токийских знакомых сейчас не общаюсь, – ответила я.

– Извини, Таня, если расстроил тебя. Но я почему-то был уверен, что ты знаешь. Ты со мной разговаривала таким безжизненным голосом.

– Мало ли, какие у меня могут быть проблемы, – сухо проговорила я.

– Да-да, конечно, – с готовностью подхватил Юкио. – Ты не грусти.

Он замолчал, но не прощался. Я подождала, потом, сделав усилие, спросила:

– Как твои дела?

– Все хорошо, – тут же меняя тон, сказал он.

– А сколько ты еще будешь у нас работать? – продолжила я.

– По контракту до конца года. А там видно будет, – деловито сообщил он.

И замолчал. Молчала и я.

– И все-таки, – не выдержал Юкио, – как ты оказалась в квартире Петра?

«Вот же докопался! – выходя из своего обычного для меня сейчас оцепенения, с раздражением подумала я. – Послать, что ли, в грубой форме?»

Но, преодолев это желание, спокойно сказала:

– Я снимаю ее. Елизавета Викторовна любезно разрешила пожить здесь за чисто символическую плату. Ты же сам просил позвонить ей. И когда я вернулась в Москву из родного города, то последовала твоему совету. Выразила соболезнование по поводу смерти сына. Она, в память о Петре, очень хорошо ко мне относится. То, что мы расстались еще до его гибели, я сообщать, конечно, не стала. И тебя прошу не распространяться.

– Конечно, как скажешь, – торопливо ответил Юкио. – А почему ты не осталась в родном городе?

– Хочу поступить в институт культуры, – на ходу придумала я. – Нужно усердно заниматься. Со следующей недели буду посещать подготовительные курсы.

– Понятно, – задумчиво произнес он. И торопливо добавил: – Ты не сердишься на меня за тот обыск, что я устроил?

– Больно надо! – хмыкнула я. – Не бери в голову! Проехали!

– Мне все еще трудно понять некоторые ваши выражения, – заметил Юкио, но засмеялся облегченно.

– Почаще общайся с молодежью, – посоветовала я и улыбнулась, – а то привык изъясняться наукообразным языком.

– Пригласи в гости, – тут же сориентировался он.

– Возможно, – сказала я, чувствуя прилив ненависти. – Созвонимся.