Лондон - лучший город Америки - Лаура Дейв Страница 32

Такие платья, как мое, можно надевать не только на свадьбу. Оно вполне бы смотрелось на каком-нибудь торжественном событии или скачках. Только я не собиралась ни на какие торжественные события или скачки. Платье должно было подчеркнуть фигуру, и именно поэтому мне не хотелось в нем показываться. Но в тот день я была даже рада выглядеть нелепо рядом с Мерил, лишь бы хоть как-то загладить вину за вчерашнее. Из головы не шли Элизабет и Грейс. А как можно было знать о них и не ненавидеть Джоша? В этом мы с ним похожи. Он тоже пытался забыть их и ненавидел себя за то, что не может. Годы угрызений совести… И что, сильно это ему помогло?

С охапкой одежды в руках я продралась сквозь кусты у дома Вейдманов и втиснула вещи на заднее сиденье рядом с детским барахлом. Подарок для невесты оказался на верху кучи. Я купила его на прошлой неделе в Ньюпорте. По замыслу, после вручения подарка – сумочки с ключом на цепочке – мне надлежало произнести тост. Я собиралась рассказать трогательную историю о том, как мы с Джошем собирали в детстве ключи, и закончить репликой: «И вот теперь у Джоша есть такой ключик, который откроет любую дверь». Им бы понравилось. Мерил и Джошу. Они бы оценили неприличный намек. Теперь надо выдумывать что-то другое.

По дороге к шоссе я проехала поворот к дому Мэтта. «У него есть сын», – подумала я, а потом сказала это вслух, чтобы до меня наконец дошло, что это значит. Лили, наверное, не очень волнуется, что Мэтт стал немного чужим. Так бывает, когда появляется первенец… Любая женщина простила бы некоторую прохладность в отношениях.

На шоссе я включила радио. Местный диджей вещал:

– Если сегодня станет хоть немного жарче, я пожарю яичницу прямо у себя на лбу.

– И даже масла не понадобится, – подначила его напарница.

Мерзость. Я переключилась на другую станцию. «Air Supply». На этот раз не «Making Love Out of Nothing at All», а еще один их хит, в котором все хорошо заканчивается. Джош и Мерил выбрали эту песню для своего танца… Наверное, она попалась мне не случайно, только я представить не могла зачем. Скорее всего, это еще одно напоминание, что «Air Supply» – отстой.

Зазвонил телефон. На экране высветилось: «Джеймс Бэррингер». Что за?.. У меня нет его номера. И Джеймсом я его никогда не называла.

– Да?

– Даа? – ответил знакомый голос, но я все равно взглянула на экран еще раз. И еще раз.

– Откуда у меня в телефоне твой номер?

– Это я его вчера забил, когда ты сбежала с банкета.

– Это ты его вчера забил?

– Ты так и будешь за мной повторять?

Я не знала, как ему намекнуть, что это странно – брать мой телефон и сидеть с ним втихаря в мое отсутствие. Представляю, сколько времени ушло на то, чтобы разобраться с моей допотопной моделью.

– Эмми, ты больше не злишься на меня за вчерашнее?

– С какой стати мне на тебя злиться? Зачем ты оставил мне свой номер? А если бы при виде твоего имени я не взяла трубку?

– Я хотел, чтобы у тебя был выбор, отвечать или нет.

– А ты странный. – Я невольно улыбнулась, однако сразу взяла себя в руки. Хотя как он мог догадаться, что у меня бешено забилось сердце, и мне стало так хорошо, как будто я счастлива?

Бэррингер прокашлялся.

– Джош доложил, что у тебя вчера было продолжительное свидание.

Я судорожно вздохнула. Я не хотела говорить про Мэтта с Бэррингером. С кем угодно, только не с ним.

– Вы с Джошем в самом деле пошли сегодня на пробежку? А я подумала, что он снова сбежал. В Род-Айленд, например.

– Нет, Эм, он больше не будет бегать. Хватит с него.

Интересно, что сейчас делают Элизабет и Грейс. За завтраком их представить не удалось. Тогда я вообразила, что они едут куда-то в своем пикапе, слушают радио, Грейс подпевает, Элизабет временами поглядывает на нее и пытается не думать о плохом. С какой стороны ни погляди, наш Джош все равно от кого-то убегает.

– Но звоню я тебе не поэтому, Эмми. Почему ты вчера так сильно разозлилась? Только не отрицай. Я знаю, что ты разозлилась, и догадываюсь почему.

Я вдохнула поглубже, опасаясь того, что он скажет. Если он решил, что я к нему неравнодушна… я отказывалась даже подумать об этом, не то что разговаривать.

– Бэррингер, что бы ты там себе ни вообразил, я уверена, ты ничего не знаешь.

– Вот так припечатала.

– Слушай, я на шоссе, в чужой машине, битком набитой всякой рухлядью. И я опаздываю. Что сказала, то сказала, сейчас не время. Лучше посоветуй, что говорить Мерил. Не представляю, как теперь смотреть ей в глаза.

– Сочувствую. – Прозвучало искренне. Он бы помог, если бы это было в его силах. – Тебе станет легче, если я скажу, что это пройдет?

От его слов мне стало только хуже. Я сама знала, что все забудется. Пройдет время – и другие дела заслонят нынешние события, и меня перестанет беспокоить то, что я узнала за эти дни.

– Давай лучше позже, – предложил Бэррингер. – Ты внимательно следишь за дорогой?

– Стараюсь.

Меня что-то зацепило в его вопросе. Вспомнился Мэтт; за весь вечер он ни разу не поинтересовался, чем я теперь занимаюсь. Я, конечно, не хотела рассказывать, но все же. От него я узнала про сына, Францию и даже про хоккей. А он? Что он узнал обо мне, о том, что я делаю в Род-Айленде? Он мог бы объяснить, что я сама не стала ничего рассказывать, но неужели ему было все равно? Неужели ему было неинтересно, что произошло со мной за эти годы без него?

– Эмми, извини, если обидел. Я честно не хотел, – сказал Бэррингер.

Я не привыкла к такой откровенности. Мне было не по себе, что я не могу говорить с ним так же искренне, но было и немного приятно, что он беспокоится.

– Ничего страшного, Бэррингер. Честно.

– Точно?

– Точно.

– Ну тогда об остальном можно попозже.

В начале 1930-х, в разгар Великой депрессии, когда экономика лежала пластом и почти все строительные проекты в Нью-Йорке заморозили, только два здания достроили по плану – гостиницу «Эссекс-Хауз» и еще одну высотку.

Теперь гостиница напоминает памятник собственному величию. Сверкающий мраморный пол, колонны из красного дерева, канделябры, инкрустированные ящики столового серебра и китайский фарфор. Строгий тяжеловесный стиль давит, заставляет усомниться в своем праве быть посреди такого великолепия. В холле нет ни растений, ни цветов, ни даже рыбок. Все будто неживое, и собственную свадьбу я бы ни за что не устроила в таком месте, уж лучше в парке по соседству.

Администратор встретил меня высокомерно и очень неохотно разрешил пройти, даже после звонка от Мерил. Я посмотрела на него с вызовом, но тут в зеркале у него за спиной увидела себя: волосы взлохмачены, майка драная, джинсы слишком длинные, в руках охапка одежды. Его презрительный взгляд показался почти оправданным. Наверное, в подобных местах я лишняя. Я везде лишняя… Откуда силы беспокоиться еще и об этом?