Новая формула Путина. Основы этической политики - Александр Дугин Страница 32

Этот антропологический плюрализм, будучи примененным к международным отношениям, сразу порождает первую идею: то общество, которое мы берем за нормативное, всегда будет одним из многих, которые существуют наряду с ним. Поэтому, как только мы говорим, что нечто объявляется человеком, всеобщим человеком, и описываем этого человека — мы всякий раз описываем эту модель, отталкиваясь от какого-то конкретного общества, претендуя на то, что это всеобщая модель. То есть мы отрываем концепт, например, человека, или общества, или истории, или времени, от социокультурных исторических корней. То есть мы десоциологизируем концепт.

Мы, например, говорим — права человека. И говорим, что человек-то везде одинаков, и права, соответственно, раз он везде одинаков, должны быть одинаковы. Это полная чушь с точки зрения ислама, потому что, человек в исламе — это совершенно другое, нежели человек вне ислама. Для мусульман человеком является кто? Верящий в Бога. А если человек, например, не верит в Бога — для мусульманина тогда он не человек, просто не человек. Мы это представить себе не можем, но для мусульманина человек, не верующий в Бога и не желающий верить в Бога, просто не человек. А такому срубил голову просто, как барану, срубил и все. Либо веришь в Бога, тогда ты человек.

Соответственно, понятие права в исламе, в исламском обществе структурируется радикально иначе, нежели в обществе атеистическом, западном, где права не привязаны к теологии. Права вытекают из коранического откровения. Права вытекают из комплекса, окружающего толкование тафсирами, хадисами высказываний пророка, и, соответственно, это и есть право. То есть право является правом, установленным Богом.

Те же самые десять заповедей, которые не являются строго христианскими, это тоже заблуждение. Десять заповедей — это часть иудейского закона. Это иудейские заповеди, которые не отменены, но преодолены в христианстве двумя другими заповедями, которые принес Христос. Когда Христа спросили: «Какие заповеди?» — он сказал: «В законе десять, а вообще-то, я даю вам две заповеди главные:

• Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем своим, всей душою своей, всем помышлением своим.

• И также возлюби ближнего своего, как самого себя»

Эти две заповеди являются христианскими заповедями, которые на самом деле совершенно другие по всем структурам. Здесь нет юридических предписаний. Это положительные заповеди, а не отрицательные. Смотрите, отрицательные десять заповедей — не сотвори себе кумира, не укради, не убий, не возжелай жену ближнего своего и так далее. «Не» — отрицание: не делай этого, не делай этого, не делай этого. А христианские заповеди — возлюби: Бога — раз, ближнего — два. То есть сделай что-то позитивное. То есть не «не делай», а «сделай». На этом построена христианская теология.

Так вот, что такое христианский человек, на самом деле? Человек христианский выводится из богочеловечества Христа, выводится из представления о ближнем. Совершенно другой человек, чем в исламе, в конце концов. И уже третий человек, нежели в постхристианской атеистической культуре.

Таким образом, права христианского человека вытекают из другой этической и правовой системы, нежели исламского или атеистического. А дальше можно перейти к буддизму, а в буддизме человек есть временный поток дхарм, который временно спустился и потом распадается. С точки зрения японского дзэн-буддизма, откуда путь самурая, путь смерти, человек — это завуалированная смерть. То есть это некоторый сгусток плотских, кишечных иллюзий, которые облекают собой небытие, шуньяту, пустоту. И вот эта пустота, смерть, и есть подлинная реальность человека. А человек — это как бы контур. Другое представление о человеке? Другое. Ну и какие права? Права выстроятся совершенно иными из такого концепта. Буддийская теория права и формально радикально другая, чем исламская, христианская, постхристианская, светская.

В Китае совершенно иное представление и о человеке, и о праве. Где кончается индивидуум и начинается род — планка выделения индивидуума от коллективного, общественного, родового, культурного, исторического, генетического, поколенческого, все совершенно по-другому организовано. Человек без рода, без этого потока предков, которые живут сквозь него — просто ничто. Индивидуум — просто ничто, отсюда китайская дисциплина, отсюда китайская целостность, потому что китаец, в отличие от европейца, не в такой степени индивидуум, как европеец. Он еще человек рода. Сквозь него живет китайский род, отсюда и определенная терпеливость китайцев, трудолюбие и, в общем, некая жестокость, потому что индивидуум — это момент.

Для современного западного человека индивидуум — это все, больше для него ничего нет, начало и конец, альфа и омега. А для китайца это момент. Для русского человека это вообще носитель Христа. Для мусульманина это верный, смирившийся перед Богом. Для буддиста — пустота. И все правовые системы имеют, в свою очередь, привязку к этой антропологии.

Поэтому, когда мы привносим в модель международных отношений этот антропологический принцип, когда мы говорим, что могут существовать равные общества наряду одно с другим, то мы скажем: существует много людей, а не один человек, и много прав человека.

И исламские права человека, христианские права человека, буддийские, китайские права человека просто будут отличаться, потому что иной субъект этих прав — раз, иная модель понимания права — два.

Соответственно, вот тут возникает самое важное.

Западные люди говорят:

— Ну как же, у нас-то под человеком и правами понимается это. А если у вас не так, значит, у вас плохо понимается. Значит, еще недостаточно понимается.

— Что значит недостаточно?

— Недостаточно по-нашему.

И вот мы имеем дело с тем фундаментальным расизмом, о котором мы говорили. Западное общество — современное западное общество, не прошлое, — отождествляет само себя с универсальным идеалом. И строит все свои теории, в том числе международных отношений, на этом принципе.

Вот как у нас — это правильно, хорошо и универсально. А не совсем как у нас — это не совсем правильно. А совсем не как у нас — это совсем неправильно.

Значит, здесь возникает такой момент. Частное, западноевропейское, берется как всеобщее. И тогда появляются некоторые идеи того, что называется телеология. Смысл и ключ к пониманию западного расизма в широком смысле: культурного, научного, идеологического расизма, — заключается в телеологии. Существует некоторая презумпция, то есть допущение, которое лежит в основе западноевропейской культуры. Это идея движения к цели. Телос — по-гречески цель. Логос — учение, телеология — это учение о цели.

Телосом выступает современное западное общество и современный западный человек. Телосом, целью, выступает современный технологический уровень цивилизации, современное представление о комфорте, об уровне экономических и социальных гарантий. И дальше, смотрите, эта цель рассматривается в качестве той точки,

• к которой движется вся история — раз,

• и к которой тяготеют все пространства — два.