Финское солнце - Ильдар Абузяров Страница 32

– Ой-ой-ой, и по многим, по многим еще, – запричитали старухи, привыкшие хоронить и оплакивать.

– Как?! Дедушка Юххо умер? – удивляется Вестте потому, что как раз пролезал к окну в трамвае мимо старого Юххо.

– Умер, умер.

И никто в переполненном трамвае это не заметил. А может, Юххо не сняли с вагона и не отвезли в больницу, чтобы не потерять выручку во время простоя.

– И многие другие еще умрут, – добавила Лахья. – Но уже не смогут вернуться с того света, чтобы помочь живым.

– А почему не смогут вернуться? – перепугался Вестте. Как он сам, спрашивается, вернется домой из интерната?

– Потому что нет трамвая номер два.

– А что случилось с трамваем номер два? – замер напряженно Вестте.

– Его просто нет, – горестно ответила Рухья. – Старик Мерве отменил его. Он хочет убрать трамвайные пути под асфальт со своих заводов, чтобы влиять на жизненный путь всех хуторчан. Но главное, что ему хочется управлять не только профанным, но и сакральным временем. Ведь трамвай номер два давал людям шанс поправить свои ошибки. Он связывал кладбище с жилыми районами, парки и скверы – с больницами, дома престарелых – с храмами, а детдома – с судами. Так что сейчас мы поминаем не только усопших, но и трамвай номер два, который ходил против часовой стрелки и порой даже возвращал людей с того света на этот.

Пока Рухья объясняла все это Вестте, бабы уже вовсю поливали пивом ещё свеженькую могилу покойного, причитая: «Приходи, родименький, в гости, приходи на свои поминушки». Вестте слушал их завывания, упав лицом на пропахшее горем сиденье. Тошно ему стало трястись, словно в люльке, под причитанья старух и муторный бубнеж Антти.

– Пустите! – вдруг закричал и затормошил в истерике Вестте заснувшего рядом глухого Юххо. – Пустите, мне выйти надо. Вот уже моя остановка и мой дом.

Но Юххо его не слышит. Юххо умер, своим грузным телом он загородил проход и будто не пускает мальчика Вестте.

22

Трамвай номер два и вправду отменили. А трамвай номер один уже подкатывал к остановке, что на углу Дома-утюга. Дома-корабля. Дома-башни со шпилями антенн. Если посмотреть внимательно, то трамвай о двух вагонах походит на два подъезда «Дома», положенные плашмя и в разрезе. Здесь я провожу большую часть времени, отпущенного мне судьбой. Да и прочие жители Нижнего Хутора, регулярно застревающие в пробках, проводят в трамвае не один год из своих жизней.

«Сейчас вот, – думаю я, – у Дома-корабля и у «Спасательной шлюпки» почти все выйдут, и салон опустеет. Выйдут Урко и Упсо, выйдут Пертти и Минна, выйдут Энники и Бенники, выйдут Антти и Ахтти. Вый ду на этой остановке и я. Хватит мне уже болтаться и трястись, как клюквина в корзине».

Пелле тоже надеется, что салон опустеет. А пока есть время, она сидит на своем кондукторском месте и подсчитывает собранную за круг выручку. Но до положенной суммы не хватает.

– Так! Хватит сидеть. Еще план по обилечиванию не выполнила и кассу не собрала, – одергивает себя кондуктор Пелле. Она протискивается к Вестте и дергает мальчика за плечо. – Оплати проезд!

– Что? – Вестте протирает сонные глаза.

– Деньги, говорю, давай за билет! Некогда мне тут с тобой нянчиться!

– А у меня нет, – говорит Вестте, обшарив карманы. – Их, наверное, украли. Урко или Упсо…

– Какой еще Урко? – кричит Урко. – Что ты травишь? Когда это я у тебя деньги крал?

– Точно… не крал… – Вестте припоминает сон. – Я их сам отдал на поминках по Рокси Аутти, которого убили Упсо и Урко.

Все с подозрением смотрят то на мальчика, то на Упсо. В Нижнем Хуторе хорошо знают, что убить человека – великий грех.

– Да что вы его слушаете! – громче всех кричит Упсо. – Откуда у этого полоумного мальца могут быть деньги? Какие у него деньги? Не видите, он бредит?!

– Я сам чеканил монеты с помощью трамвая номер два, – надувает губы Вестте. – А мэр его отменил, чтобы влиять на связь этого и того мира и чтобы завладеть главными богатствами всех людей.

– А откуда ты это узнал? – Всерьез заинтересовавшись, к мальчику подходит следователь Калле Криминалле.

Все прочие понимающе улыбаются.

– Бабушки рассказали на поминках по трамваю.

– Ух – ха-ха-ха, вот насмешил! – хватается за живот Упсо. – «На поминках по трамваю»!

Тут уж весь трамвайный салон начинает хихикать и хохотать, глядя на дурачка. И даже водитель трамвая Риксо улыбается. Он слышит весь разговор по внутренней связи.

– Вот видите?! – Пелле хлопает в ладоши. – Мальчику опять плохо стало. Придется его снова на лечение определять в интернат для слабоумных. А я что говорила? Ничего, вот трамвай пойдет на последний круг, я его и определю.

История шестая. «Детский мир и рыбки»

1

Борьба между Суммо и Антти возобновлялась заочно, стоило им открыть глаза. Один судорожно вскакивал с постели и бежал в сторону душа, по пути прихватывая гантели и энергично размахивая ими. Другой вяло шарил рукой по столу и нажимал кнопку будильника, чтобы, оттолкнувшись от нее, откинуться назад на подушку, прикидывая, сколько сейчас может быть времени, есть ли у него еще минутка-другая. Ну, конечно же, есть. Разве стоит в этом сомневаться? Даже не глядя на циферблат.

А потом, открывая вентили смесителя, первый обливался в душе холодной водой, растирался полотенцем, смывая с рук привкус металла гантелей и пудовой гири. А второй долго-долго сидел на краю ванны, накинув на плечи пушистое махровое полотенце и зажав концы его между ног. Он грел руки в гейзере теплой воды, стараясь продлить потоки теплого сна и плавно перетечь из одного состояния в другое. Как опытный серфер; ведь еще пару минут назад ему снилось, что он скользит по воде к песчаному пляжу, и теперь он хотел как-то продлить волну или хотя бы перескочить с одной перины на другую. А если говорить начистоту, хотел ускользнуть от реальности, утонуть в пучине забвения, снова погрузиться на самое дно сна.

Суммо предпочитал пригрезившемуся финскому солнцу свежевыжатый сок из апельсинов, который выпивал залпом, закусывая по пути сочными кусочками сельдерея. Антти же долго пил кофе, растягивая удовольствие и привыкая к отрезвляющей горечи реальности. И пока второй вновь валился на диван и листал журнал «Хоккей», до последнего откладывая момент выхода в водоворот жесткой реальности – мол, слабым не место в открытом море. Первый уже растягивался на циновке, выполняя йогический минимум для позвоночника. Вдыхал полной грудью, надевал ботинки и все так же с зажатым в легких воздухом – опять йогическое упражнение – с головой нырял в открытый мир.

2

Улица с трамвайными шпалами походит на реку, подернутую рябью. Первый стремился ее преодолеть поскорее, лишь бы не опоздать, лишь бы течением не увлекло. Вот он уже стоит в трамвае номер два с газетой в руках, пытаясь в мутных строках бюллетеня «Нижний Хутор – Коммерсант» выловить рыбку покрупнее. Второй плывет по течению, полностью отдавшись его власти, – и будь что будет. В толстом пуховике, похожем на пенопластовый спасательный жилет, с опухшим ото сна лицом он занимает жесткое, как плот, боковое сиденье – моя, мол, хата с краю, ничего не знаю. Кажется, он видит в стекле свой недосмотренный сон. А за окном проплывают то кремль, то набережная, то памятник Пупсоннену-Тутсоннену.