Обналичка и другие операции - Михаил Лифшиц Страница 32

Несколько лет назад отца на партсобрании критиковали за низкий общекультурный уровень. Рекомендовали больше читать. Рассматривая список рекомендованной литературы, отец понял, что прочитать все это — задача неподъемная. Поразмышляв некоторое время, отец придумал выход. Он за три недели выучил наизусть «Горе от ума» и при каждом подходящем случае стал вставлять фразы оттуда. В пьесе Грибоедова можно было найти подходящие цитаты для любой жизненной ситуации. Через некоторое время у товарищей по партии сложилось мнение, что отец — начитанный человек, знаток русской классики.

И в этот раз Фамусов помог! Но мать не поняла и ответила: «Причем тут «бедность»? Это буржуазное слово! У нас нет ни бедных, ни богатых. У нас все равны…» У отца покраснело лицо, и он начал орать на мать. «Молчи, курица! Ишь, рассуждать взялась! Чем тебя советский студент не устраивает, сын честных специалистов?! Что он с периферии? А ты, вошь буржуазная, откуда? Из Зимнего дворца, что ли, контра, моль белая?! Я знаю, кто тебе нужен. Пашку хочешь в зятья! Пашка — мозгляк. Я и отцу его это сказал честно, как коммунист. Упустил он парня, теперь ему тащить сына до пенсии. Самостоятельно Пашка шага ступить не в состоянии. А ты хочешь Ритулю такому приспособленцу отдать! Не допущу! Молчи, сил нет твое мещанство выносить. Дочь у меня — девка с головой, не в тебя пошла! Ритуля сама знает, кто ей нужен. Пусть пробует!.. А не подойдет парень, тогда разберемся…» Мать испугалась, села на диван и простонала: «Пусть хоть фамилию не меняет…»

На свадьбе мать все же не выдержала и сказала тост: «Мы хотели, чтобы Маргарита вышла за мальчика из нашей среды… К сожалению, не получилось. Ну, что ж, теперь наша с отцом задача поднять Артура, ввести его в наш круг…» И заплакала. Мать Артура вскочила, подняла рюмку и ответила; «Артур, когда ты будешь жениться в следующий раз, выбирай девушку по себе!» У отца покраснело лицо, он поднял рюмку и сказал отцу Артура: «Не слушай, сват, баб. Бабы — дуры! Мне Артур твой нравится. Давай, Ваня, выпьем с тобой «на ты», зови меня Колей! Поцелуемся!»

Через три с лишним года, осенью 1964 года, дочка уже была, Артур уехал в командировку, а Рита с ребенком на неделю переехала к родителям. Вечером позвонили в дверь, Рита открыла, а там Пашкин отец, мрачнее тучи. «А, Ритуля! — говорит. — Отец дома?» Раньше, когда Пашкин отец видел Риту, всегда причитал: «Рита, какая ж ты красавица! Жалко, сын у меня балбес! Деточка моя хорошая!» Если был поддатый, то обязательно целовал Риту в лоб. Рита думала, что и сейчас полезет целовать, а он только махнул рукой, развернулся и назад пошел. Рита воскликнула: «Что случилось, дядя Жора?» Он ничего не сказал, не остановился, как будто не слышал. Но через два шага обернулся и сказал: «Старика главного скинули…»

«Как же давно все это было… — думала Маргарита Николаевна, выходя из мечтательного состояния, навеянного разговором с сыном. — А теперь даже детям рассказать трудно, нужно объяснять, что такое «ЗиМ», «Чайка», «Победа» и где был университет, и что такое ИВЯ и прочее. Дочь уже сама стала матерью, а с сыном взрослым какие непростые проблемы приходится обсуждать. А я — бабка, и по статусу, и по возрасту — за пятьдесят… Родителей уж в живых нет, и Пашкиного отца нет. Пашка, пока отец был жив, как-то держался на невысоких должностях в МИДе. А потом попался в Румынии пьяный за рулем. Кричал полицейскому: «Это политическая провокация! Я — первый секретарь посольства СССР!» А сам еле стоит на ногах. Отца его уже не было, а больше никто его отмазывать не захотел. Отозвали Пашку, потом сократили. А он на хорошем месте сидел. Дипломатических отношений с Израилем тогда не было, а через наше посольство в Румынии связь Израиль — СССР как-то осуществлялась. Вот Пашка, «востоковед в штатском», и сидел на этом деле. Вскорости и МИД СССР не стало. Сейчас Пашка ходит по знакомым, пьет, плачет и рассказывает, как с ним обошлись демократы. Рите сказал с ненавистью: «Теперь такие, как твой муж, вылезли наверх!» Оказывается, Артур виноват, что он не у дел, тоже «политическая провокация». Так Пашка ничего и не понял…»

И вот Артур, успешный и везучий молодой человек, почувствовал себя обиженным и обойденным. Собственная обида затмила все теории и наставления. Обида наполнила его, «клокотала у горла». Артур только и думал о том, как с ним несправедливо и жестоко поступили. Ведь он четыре года «вертелся», работал, не считаясь со временем, рисковал собой ради дела! Ведь он четыре года «кормил» институт! И вот теперь, когда институтские финансы поправились благодаря Артуру, с ним так поступают! «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Со своей обидой Артур ложился и вставал, ему снились «обидные» сны, а наяву в мозгу прокручивались обидные или мстительные сюжеты.

Хотя, если разобраться спокойно, не было повода так уж сильно обижаться, забыв наставления матери. Артур много работал, но ведь не бесплатно же. В его личном сейфе скопилось столько денег, что можно было подумать о покупке квартиры, это у молодого специалиста за четыре-то года. Деятельность Артура была полезна институту, но говорить, что Артур «кормил» институт четыре года, не стоило, это было явным преувеличением. Артур действительно рисковал, но ведь его «подстраховывали», не давали в обиду, защищали и директор, и заместитель. Пришло время, и директор решил кончать с обналичкой в своем институте. Но директор придумал новое занятие для Артура. Другое дело, что у Артура не хватило ума это понять. К тому же Артур, по мнению директора, выказал неуважение к делу жизни директора, назвал это важное дело «игрушками», излишне выпятил свои вспомогательные функции. Но и в этом случае Юрий Иннокентьевич не выгнал бы Артура, если бы не знал, что для него есть хорошая работа у отца. Директор института был уверен, что человек, помогавший ему, не останется без места.

Такие мысли обиженному Артуру не приходили в голову. Поэтому, получив предложение отца перейти на работу к нему, он сразу согласился.

— У меня новое важное задание, сегодня подписали постановление правительства, — сказал сыну Артур Иванович. — Я буду заниматься взаимозачетами между предприятиями. Слышал про такое? Я хочу, чтобы ты уволился из института и стал мне помогать.

— Я согласен, — ответил Артур.

Артур Иванович с удивлением посмотрел на сына — тот, не дослушав, согласился. Так сразу соглашаться несолидно, наверное, что — то случилось у него в институте…

— Как «согласен»? Ты не спросил, чем заниматься, какая должность? Сможешь ли ты завершить текущую работу, выполнить свои обязательства перед институтом, сколько на это нужно времени?

— Деятельность моя в институте завершается, похоже, я директору больше не нужен! — сказал дрогнувшим голосом Артур. Обида прорвалась наружу.

— Что твоя работа этого рода заканчивается, я знаю, мне говорил Юрий Иннокентьевич. Но он хорошо о тебе отзывался и собирался подобрать тебе другое занятие.

— В связи с чем это он с тобой разговаривал на эту тему? — опешил Артур.

— А я его попросил отпустить тебя, потому что ты мне нужен, — сказал отец. — Но я ему обещал, что ты сам будешь выбирать, уходить ко мне или оставаться.