Мастер иллюзий - Наталия Экономцева Страница 32

Вряд ли даже автор теории об устройстве этого мира смог бы вразумительно ответить на такой вопрос. А о том, что в ту ночь происходило с ботинками мистика в квартире Кати номер три, мне не хотелось даже и думать.

Он встретил меня у дверей в шелковом халате, разрисованном иероглифами. Его лицо было чуть бледнее обычного, но выглядел мистик очень довольным.

– Анжелика, как хорошо, что вы приехали! – радостно воскликнул Козаков.

В первый момент мне показалось, что он меня расцелует, но конечно же он не сделал ничего подобного.

– Компьютер не потерялся, я очень его берег, – улыбнулся мистик и повел меня в гостиную, где на светлом кресле – том самом кресле – и правда лежал тонкий серебристый ноутбук.

Рядом с компьютером разлегся снежно-белый Шива.

– Видите, его надежно охраняли, – прокомментировал Козаков, – А-ааанжелика, на вашем месте я бы все-таки был осторожнее…

Но я уже погладила Шиву и уселась рядом с ним, положив компьютер на колени. Зверь был не против и даже позволил мне быстро почесать себя за ухом.

Мистик молчал.

На то, чтобы скопировать текст, у меня ушло не более двух минут.

– Ну что ж, если больше вам ничего не нужно, Алексей…

Я собиралась поехать домой и спокойно поспать до утра, но автор бестселлеров смущенно улыбнулся и легко дотронулся до моей руки.

– Дорогая Анжелика, я… может быть, я прошу у вас слишком многого… Но…

– Но что?

– Вы не могли бы почитать текст прямо сейчас? Мне очень важно услышать беспристрастное мнение.

– Мрррр, – авторитетно подтвердил Шива.

Не в моих правилах отказывать работодателю в столь важных вещах, даже в четыре часа утра, а потому я молча села на диван и снова раскрыла серебристый компьютер Козакова.

И не думайте, что я не заметила: он не решился обратиться со своей просьбой ни к Кате номер три, ни к улыбчивой Лии. Хотя нельзя исключать возможности того, что он просто не считал их мнение беспристрастным.

Главка, набранная на компьютере Козакова, называлась «Домик в деревне».

«Я пишу эту книгу зимой, в маленьком деревенском домике. На много километров вокруг нет ни одной живой души. Я не взял с собой телефона для связи с внешним миром, у меня нет ни телевизора, ни радио, и я понятия не имею о том, что происходит с другими. Один раз в неделю ко мне приезжает машина, которая привозит все необходимое, но я не разговариваю с водителем. Он ставит к моей двери сумку и забирает со ступеней список того, что мне понадобится в следующий раз. Когда я уехал в самый разгар морозов, мои друзья недоумевали: зачем? Но иначе было нельзя. Такие книги, как эта, не пишутся среди разговоров и светской жизни… Иногда по утрам я с трудом открываю дверь: слишком много снега выпадает за ночь. Иногда температура опускается так низко, что отопление не справляется, и я надеваю на себя всю одежду, которую я взял с собой, но все равно мерзну. И все же иначе нельзя. Такие книги, как эта, не пишутся в комфорте».

Наверняка этот разворот в книге будет украшен изображением маленького заснеженного домика с елками у забора и дымом из трубы. Красота, да и только.

Я подняла глаза на Козакова, который удобно сидел в кресле, положив ногу на ногу. Хотя отопительный сезон в Москве еще не начался, в его квартире было тепло и уютно: хорошая система кондиционирования отлично выполняла свою задачу. Пока я читала первые строки, мистик успел выйти на кухню и вернуться с чашками и чайником, и теперь колдовал над маленьким столиком, изображая ночную чайную церемонию. Шива внимательно следил за ним своими янтарными глазами, как будто все происходящее касалось его самым непосредственным образом и он тоже был не против выпить хорошего чаю.

А может быть, внимание зверя привлекал шелковый халат хозяина, разрисованный золотистыми иероглифами, которые сверкали и переливались на свету.

«В первую ночь я несколько часов ворочался в кровати, не в силах понять, какой назойливый звук мешает мне уснуть. И только под утро понял, что этот звук – тишина, такая непривычная для городского жителя. Нет ни машин, ни трамваев, ни случайных прохожих, ни птиц, ни собак, ни даже звука капели. Эта тишина звенела в моих ушах, привыкших к шуму, и мешала уснуть. Мы так привыкли ко всему ненужному, что уже не умеем обходиться без суеты. И я не исключение…»

– Анжелика, вы будете пить чай? – спросил Козаков. – Берите скорее вашу чашку, а то чай остынет и вкус уже будет не тот.

Мистик разложил на столике груши, орехи и даже выставил две тарелки с разными сортами халвы.

Он взял горсть орехов и устало улыбнулся.

– Прошу вас, Анжелика, чувствуйте себя как дома, не стесняйтесь. Может, хотите выпить что-нибудь покрепче?

– Нет, спасибо, – ответила я и сделала глоток из чашки.

– Ну, как знаете.

«В первые дни я совершенно не мог писать. Я сидел здесь один, молча смотрел, как снег ложится на землю, а моя голова буквально раскалывалась от воспоминаний. Они наскакивали друг на друга, сталкивались, перемешивались и, казалось, хотели свести меня с ума. А когда я наконец засыпал, воспоминания возвращались в виде пугающих ярких сновидений…»

Козаков разлегся на диване и так радостно откусил грушу, что сок брызнул во все стороны, попав даже на монитор компьютера. Я молча достала из сумки салфетку и вытерла ноутбук.

«Через неделю после заселения ко мне в первый раз должна была приехать машина с продуктами, и я уже думал о том, что нужно отсюда убираться. Я не мог ничего писать, и во всем этом не было никакого смысла. Но на шестой день мой мозг как будто избавился от всего лишнего, и я наконец-то понял, зачем я здесь…»

Когда я дочитала до этих слов, Козаков как раз успел доесть грушу и поднялся с дивана. Из кармана шелкового халата он достал маленький стеклянный пузырек и высыпал на ладонь несколько гранул крайне подозрительного серого цвета.

– Хотите? – спросил он меня. – Я знаю, что не хотите. И не надо смотреть на меня так осуждающе!

Это было уже слишком. Я аккуратно закрыла компьютер и положила его рядом с собой на широкую ручку кресла.

– Что такое, Анжелика? – озабоченно произнес мистик. – Вам не нравится?

– Мне нравится, – ответила я. – И я с вами согласна: такие книги, как эта, не пишутся в комфорте, при влиянии лишнего шума и ненужных событий.

Козаков улыбнулся, и одновременно с этим его левая бровь иронично изогнулась.

– Вас смущает несоответствие антуража? – спросил Козаков, проглотил свои подозрительные гранулы, довольно причмокнул и спрятал пузырек в карман. – Но разве это важно? Разве важно, где и как я пишу эту книгу, если я ее все-таки пишу?

Мистик снова наполнил маленькую чашечку ароматным чаем и протянул ее мне. Когда я сделала глоток, он продолжил: