Арбузный король - Дэниел Уоллес Страница 32

— Мне очень жаль, — сказал Эдмунд. — Однако в то время, слушая меня, он казался очень довольным и счастливым. По его словам, это действовало на него «вдохновляюще».

— А вот еще случай, не совсем мне понятный. Ты сказал женщине, страдающей артритом, что под фундаментом дома находятся богатые залежи никеля и что этот якобы лечебный металл при лабораторных испытаниях приводил к полному выздоровлению больных артритом крыс. Было такое? Разве крысы болеют артритом, Эдмунд?

— Эффект плацебо, — сказал дед. — Метод позитивного внушения иногда так же действен, как патентованные лекарства.

— А вот моя любимая история, — не унимался Эйвери. — Про дом на Мэйфер-драйв, где, вопреки твоим утверждениям, так и не появилось ни одной бабочки-данаиды. Более того, к дому не подлетают даже птицы, хотя для них приготовлена кормушка.

— Насчет птиц я ничего не знаю, — сказал дед. — Впервые слышу об этих птицах. Но я хорошо помню, что предупредил покупателей насчет туалета в цокольном этаже: когда там спускают воду, в ванной комнате наверху падает давление и душ становится слишком горячим. Я не обязан был это делать, но я их предупредил; и тем не менее они купили дом.

— Ты вводишь людей в заблуждение, Эдмунд, — сказал Эйвери негромко, но очень мрачно.

— «Вводить в заблуждение» — нет, это не так, — запротестовал мой дед. — Я бы выразился иначе.

— Я бы тоже выразился иначе, если бы не старался быть вежливым, — сказал Эйвери. — Правильнее было бы сказать, что ты врешь своим клиентам.

— Это ближе к истине, — согласился дед, скосив глаза на меня и улыбнувшись. — Но что в этом плохого? Лично я был бы только рад, если бы кто-то сочинил для меня интересную историю. Такую, чтобы я в нее поверил. Если ты помнишь, при жизни Эллен ничего подобного не было, то есть я не придумывал историй. Мир вполне устраивал меня таким, каким он был. Сейчас в это трудно поверить.

Эйвери кивнул.

— Я знаю, что тебе пришлось очень несладко, Эдмунд. — Он сомкнул ладони, нервно потирая друг о друга кончики больших пальцев. — Сначала Эллен, потом Люси. Не знаю, что было бы со мной, окажись я в сходной ситуации.

— Ты знаешь далеко не все о моей ситуации, — сказал Эдмунд усталым голосом.

Эйвери, знакомый с моим дедом вот уже лет двадцать, насторожился:

— Разве?

— Ко всему прочему, я преступник, скрывающийся от правосудия, — сказал дед.

Эйвери ззглянул на меня, а я — на деда. Казалось невероятным, что он затевает это снова, в такой момент и таком месте.

— В самом деле? — В голосе Эйвери также появилась усталость.

Было ясно, что он сдается. Сдался и я, но деда это не остановило.

— Я убил человека, — объявил он официальным тоном и, посмотрев на меня, поймал мой ответный взгляд. — Я давно должен был тебе рассказать, Томас, и я собирался, да все не было подходящего случая. Но теперь это вышло наружу. Я убил человека, очень давно. Неумышленно — это был несчастный случай, но мне пришлось бежать из городка, где я родился и вырос. Туда я уже не вернулся. Я сменил имя и — по документам — стал совершенно другим человеком. Позднее, встретив Эллен, я решил, что с этим покончено. Я имею в виду — с ложью. Все эти годы память о прошлом тяжким бременем лежала на моей совести. И я думаю, именно это приводило к разным… последствиям. Моя жена, потом Люси. И так далее. Это неизбежная расплата, Эйвери. Прошлое так или иначе дает о себе знать. Это проверенный, научный факт.

Но Эйвери уже его не слушал. Для одного дня с него было довольно дедовских россказней. С меня же их было довольно навсегда.

— Итак, — уже в который раз вздохнул Эйвери, заканчивая этим вздохом беседу, — ты не можешь не знать о такой вещи, как нарушение профессиональной этики. Ты мой друг, и потому мне особенно тяжело это говорить, но мы не можем ввязываться в судебный процесс. Твои действия сказываются на нас всех, и я обязан поднять вопрос на совете, Эдмунд. Буду очень удивлен, если в результате тебя не лишат лицензии.

Мой дед кивнул и улыбнулся.

— Я тоже буду очень удивлен, — сказал он.

Это была долгая и мучительная поездка домой. Случается так, что люди многое должны сказать друг другу, но не знают, как к этому приступить. Или не хотят. Я даже избегал на него смотреть. Я просто не мог повернуть голову в его сторону. Я смотрел в боковое окно, привалившись плечом к дверце и создавая между нами максимально возможную дистанцию.

— Я помню время, когда на этом месте стоял лес, — сказал он наконец, указывая рукой на ряды магазинчиков и кафе вдоль шоссе.

Я почувствовал на себе его взгляд, откинул с глаз прядь волос и не произнес ни слова.

— Когда ты родился, — продолжил он, — здесь была только дорога и на обочинах ничего, кроме сосен.

— Когда я родился, — пробормотал я.

— Вот именно, — сказал он, и я понял, что мне не следовало этого говорить, потому что мои слова подстегнули его воображение. — Когда ты родился — хотя слово «родился» не совсем точно отражает суть этого события. Слово «появился» здесь более уместно. Итак, когда ты появился…

— О боже! — простонал я.

— Что?

Его нога рефлекторно нажала на тормоз. Я покачал головой:

— Ничего.

Машина позади нас требовательно просигналила, и дед прибавил газу. Но все равно он ехал слишком медленно, и нас обгоняли все кому не лень — дед никогда не любил быстрой езды. Я обратил внимание на дорогу, отходящую вправо от трассы, ко свежевспаханному полю. Даже я помнил времена, когда на этом месте стоял лес: это было не далее как на прошлой неделе.

— Неприятный разговор случился в офисе, — сказал он. — Мне очень жаль. Если б я знал, ни за что не потащил бы тебя с собой. Тебе не следует слышать, как люди говорят подобные вещи о твоем деде.

Я взглянул на него и не смог удержаться от смеха.

— Не следует слышать? Можно подумать, я слышу что-то другое всю мою жизнь! Все те же истории. Вранье. Всякая состряпанная по ходу дела хреновина. Извини за выражение, но твои Зевсы, Аресы, аисты — это сплошная хреновина. Я родился обычным образом, как и всякий нормальный человек, а потом моя мама умерла.

— Это правда, — сказал он.

— Но почему ты просто не сказал мне правду?

— О'кей, — сказал он. — Сейчас говорю: ты родился обычным образом, а потом твоя мать умерла.

Пожалуй, впервые в жизни я услышал, как мой дед говорит просто и без выкрутасов. Начало было положено. Сам по себе этот факт придал мне уверенности.

Мы ехали дальше с той же скоростью; слева и справа нас обгоняли машины.

— А что было дальше, сразу после моего рождения? — спросил я. — И до него? Что было перед тем?

— Это совсем другая история, — сказал он.