И узре ослица Ангела Божия - Ник Кейв Страница 32

Сардус поднял дочь на руки и поцеловал в лобик. Бет улыбнулась каким–то своим мыслям, обнажив в улыбке ровные белые зубки.

«Домой…» — вздохнула она печально и обняла Сар–дуса за шею. Ее светлые локоны выглядели странно на фоне кустистой черной бороды отца.

Напевая уснувшему у него на руках ребенку колыбельную, Сардус Свифт посмотрел на мерцающие звезды и увидел луну, ухмыляющуюся в небесах.

В златые дни передышки, которые последовали за окончанием потопа, когда над полями и дорогами клубился пар от высыхавших на глазах грязных луж, а укулиты наслаждались ясной погодой и восхваляли в молитвах Всемилостивейшего, некий доктор по фамилии Морроу оторвался от праздничных забот, дабы посетить один из последних уголков, куда еще не проник солнечный свет, и изгнать промозглый дух из этого темного логова.

Сначала Сардус Свифт не подходил к запертым дверям, и доктору приходилось возвращаться восвояси с тогда еще безымянным найденышем в руках. Но когда доктор постучался в четвертый раз, тяжелые старые двери медленно отворились перед ним.

Док Морроу вошел, переступив через груду нераспечатанных писем, лежавших у входа. В убежище отшельника, бывшего когда–то его другом, царило такое невероятное запустение, что доктор в ужасе отшатнулся от представшего его глазам зрелища. Гневные слова уже закипели в его горле, но, осознав во всей полноте, до какой степени самоуничижения надо было дойти, чтобы добровольно существовать в таком свинарнике, доктор сменил гнев на сердечное сострадание к ужасному жребию своего собрата.

Он пересек гостиную и остановился на пороге того, что прежде было чистым и светлым обиталищем безумной и бесплодной миссис Свифт. Посреди куч гниющих и источающих миазмы отходов, посреди нечистот горя и погибели восседал жуткий на вид Сардус Свифт — немытый, одичавший, загнанный. Лица его было не разглядеть за длинными прядями сальных волос и неухоженной бородой. Сардус сидел в кресле, на котором была разостлана газета, безвольно сложив руки на коленях, окруженный комками смятой бумаги, кучками грязного белья и гниющей пищи, и смотрел в сторону двери, туда, где стоял со свертком в руках лишившийся дара речи Док Морроу.

Почти не размыкая потрескавшихся губ, Сардус заговорил хриплым шепотом, срывавшимся временами на почти беззвучное шипение. Он так и не пошевелил руками и продолжал сидеть неподвижно, повернув голову в сторону двери и не сводя с доктора безумных глаз. Док Морроу нервно покачивал малышку на руках, позабыв сразу все, что хотел сказать, а время медленно ползло, пока с губ измученного затворника срывалось одно горькое слово за другим.

— Дождя больше не слышно… дождь прекратился… Доктор, неужели небеса сжалились над нами? Похоже, Всемогущий… снизошел к нашим страданиям. Да славится имя Божие!

Он замолчал и принялся разглядывать свои руки, по–прежнему лежавшие на коленях, а затем с выражением муки на лице продолжил.

— О, доктор, доктор, я отчаялся… тяжкие грехи наши… неисчислимы…

Бесчувственные, злобные твари! Моя жена сошла с ума, соблазненная похотью!

Бесчувственная женщина! Порочная женщина. О жестокая, злая Ребекка! Как ты заблуждалась, думая, что, поскольку Бог… Хранитель наш… Утешитель наш… счел необходимым обесплодить чрево ее, лишить ее… недостойную, страсти, терзавшей ее… единственной ее надежды! «Не возжелай». А моя жена возжелала, и я возжелал, Док Морроу! И я возжелал!!!

Сардус снова замолчал, и доктор сперва нерешительно приблизился к нему, а затем, собравшись с духом, пересек с ребенком на руках захламленную темную комнату. Переложив ребенка на согнутую руку, доктор другой рукой взялся за шнур и поднял выцветшую и обтрепавшуюся штору. Сияние ясного дня, разрезанное на четыре части тонкой тенью оконной крестовины, подобно молнии озарило затхлое и зловонное помещение. Док Морроу сбил ударом кулака ржавую щеколду и с трудом поднял вверх разбухшую от воды фрамугу. Свежий ветер моментально заполнил помещение.

— Воздух, — наконец промолвил доктор. — Воздух и солнечный свет, чистый, как Сам Господь. В день сей даровал Он их нам, ибо счел нас достойными этой награды… Все, что дается нам, — от Господа, и Он же забирает у нас Свои дары, когда сочтет нас недостойными. Удовлетворимся дарованными нам чудесами и не будем блуждать во тьме, соблазненные надеждой наткнуться на чудеса не нам обетованные. Дыши, Сардус, дыши полной грудью! И взгляни, что я тебе принес!

Сардус прикрыл глаза грязной ладонью.

— Прошу тебя, покинь мой дом тем же путем, которым явился… и потрудитесь вернуть штору на место, сэр… Это не день открытых дверей в желтом доме, доктор!

Но доктор уже направился к выходу, оставив окно открытым, а штору–поднятой.

— Столь тяжки грехи наши, дорогой доктор, одна* ко посмотри! — Сардус радостно махнул рукой в сторону бирюзового неба за окном. ^Мир вновь явлен нам в сиянии Его неизреченной милости! О Боже! Осыпь меня, осыпь Твоими милостивыми щедротами!

Шепот Сардуса перешел в хрип, но шаги доктора доносились уже из гостиной.

Сардус сидел и ждал, пока хлопнет входная дверь, но и когда она хлопнула, он так и не пошевельнулся, оставшись сидеть посреди груд мусора.

Док Морроу пришел и на следующий день, и еще на следующий, и так он приходил много дней подряд, неизменно принося с собой маленького подкидыша.

Третий (и самый молчаливый) участник их ежедневных бесед лежал все эти дни на руках у доктора, который не давал Сардусу никаких разъяснений насчет ребенка. И только на четвертую неделю Сардус сам задал вопрос.

В последующие дни доктор поведал ему историю чудесного дитяти и наконец дал опустившемуся затворнику подержать девочку на руках.

Стоило Сардусу узреть красоту крохотного личика, почувствовать крошечное тельце, теплое и трепещущее в его истощавших руках, как он, а вслед за ним и доктор узрели свет Истины, рассеявший слегка своими лучами сумерки их недоумения.

Человек, который некогда был гордым предводителем укулитов, передал девочку обратно доктору и, проводив его до двери, торжественно изрек: — Доктор Морроу, прошу тебя не посещать этот дом на протяжении семи дней ни с ребенком, ни одному. Поклянись мне в этом. В следующий же вторник явись в обычное время и принеси ребенка. Только тогда я буду готов принять вас обоих.

Всю следующую неделю Сардус трудился. С помощью женщин он убрал весь мусор и хлам с пола, отскоблил кафель и столы на кухне, вычистил все плинтусы и камины. Он позвал братьев Холф и вместе с ними соскреб со стен старую краску и выкрасил их заново как внутри, так и снаружи, а новый сосед Сардуса Джуд Бройкен починил крыльцо и заменил сломанный дымоход. Еще Сардус надраил до блеска медные шишки на кроватях, вымыл окна и повесил новые шторы.

По долине прошел слух, что Сардус Свифт собирается удочерить благословенное дитя, и тотчас же со всех сторон от собратьев начали поступать дары. Новые простыни и одеяла, столы и стулья, абажуры, игрушки и книги, съестные припасы, безделушки и вазы, целые коробки одежды, включая три хлопчатых сорочки с ручной вышивкой, и, наконец, старая пианола, принадлежавшая Элизе Сноу.