В поисках Алисы - Софи Бассиньяк Страница 32

Пикассо позвонил в комиссариат и попросил Куаньяра подготовить ему папку с делом Конк. Проглотил чашку вчерашнего кофе и пошел к Алисе домой.

Он запретил себе пялиться по сторонам, но помимо воли ощутил царящее здесь, в Алисином пространстве, счастье повседневной жизни. Легкий бардак свидетельствовал о том, что обитателям дома удобство важнее показухи. Он почувствовал мгновенный болезненный укол, словно вспомнил о собственной ущербности. Венсан, от которого, несмотря на исчезновение жены, пахло одеколоном, не спрашивая, налил ему кофе.

— Расскажите как можно подробнее, что она делала вчера, — велел Пикассо. Он остался стоять, переводя взгляд с агрессивно-яркого красного пальто, брошенного на спинку стула, на черно-белую фотографию Алисы — он уже решил, что заберет ее себе, «в интересах расследования». Ее присутствие угадывалось абсолютно во всем, в каждой мелочи, наполняя помещение чем-то вроде фонового шума.

— Чем она занималась днем, я не знаю, — вздохнул Венсан. — Вечером она должна была идти в Лувр, у нее там занятия с группой. Мне позвонила Аньес Прут и сказала, что она так и не пришла.

— А вы?

— Что я? — Пикассо поразило, сколько в этом взрослом мужчине необъяснимой юношеской непосредственности. — Все утро я провел в редакции, потом обедал с друзьями, потом вернулся на работу, готовил репортаж. Домой пришел в семь вечера.

Шарль и Ирис меня ждали. Они немножко беспокоились, потому что Алиса обещала Шарлю, что до Лувра поможет ему с докладом про Александра Македонского.

— Почему вы не связались со мной сразу после звонка Аньес Прут?

Венсан задумался. Провел рукой по подбородку и медленно, словно нехотя, произнес:

— Я решил, что она могла пойти ночевать куда-то в другое место.

— А сейчас вы так не думаете?

— Нет.

— Ваша жена берет с собой мобильник на утренние пробежки?

— Да, — подтвердил Венсан.

— Вы звонили ее сестре?

— Да, вчера вечером. Около девяти. Разговаривал с Пьером — это ее муж. Клотильда была в мэрии на совещании.

Пикассо взял фотографию Алисы, попросил Венсана оставаться на связи, из чистой ревности не стал его успокаивать и поехал в комиссариат, к Куаньяру. По пути он завернул домой, взять кое-что из вещей.

— Я сел в лужу, Куаньяр, — с мрачным видом признался инспектор.

— У вас есть идеи? — поинтересовался тот и протянул Пикассо третью за это утро чашку кофе.

— И да и нет. Это явно семейное дело. Нюхом чую. Семейка еще та, если понимаете, что я имею в виду.

Куаньяр — пятый сын матери-наседки и задавленного заботами отца — понимал. И тихо радовался, видя инспектора в таком возбуждении — в последнее время тот только что не спал на ходу.

Пикассо осмотрел сквер, куда Алиса раз в неделю ходила бегать, расспросил сторожа. Превращенный по прихоти какого-то безумного чиновника в миниатюрное подобие ботанического сада, скверик этот и посреди зимы радовал прохожих бурной, почти тропической растительностью, напоминая оранжерею. Пикассо не составило труда догадаться, почему Алиса для своих утренних пробежек выбрала именно его. В тенистых аллеях прыгали с ноги на ногу, пытаясь согреться, старички-китайцы, сбившись в небольшие группки. Рядом с мужчинами в строгих черных костюмах пристроились очень пожилые, лет под сто, дамы, в одиночку или попарно хлопавшие в ладоши, подчиняясь какому-то неведомому ритуалу, и с грацией юных дев задиравшие ноги. Пикассо смотрел на них Алисиными глазами и чувствовал, как в нем поднимается огромная волна нежности к тихим и независимым людям, бывшим частью ее жизни, а ведь Элен, несмотря на всю свою привязанность к Востоку, ревниво хранила эту часть жизни для одной себя. У него запищал телефон. Это был Венсан Конк. Клотильда тоже исчезла. Накануне вечером она так и не вернулась с совещания. Пикассо тут же связался с Бремоном, подтвердившим, что поиски уже ведутся, но «пока практически ничего не нашли».

Он уже ехал в машине, когда раздался еще один звонок. Телефон Алисы, сообщил Куаньяр, удалось проследить до вокзала Монпарнас. Дальше — тишина. В 9.30 утра, очевидно когда она бегала в сквере, ей позвонили из телефонной будки, находящейся в поселке Клотильды. Пикассо быстро катил по автомагистрали. Он ужасно волновался. Снова вернулось то отвратительное ощущение, которое охватило его, когда он читал анонимное письмо. На него словно повеяло тошнотворным духом человеческой подлости, питающим воображение сценаристов детективных фильмов. В реальной жизни полицейскому приходится сталкиваться с ней не так уж часто, однако инстинкт позволяет распознавать ее запашок почти моментально. Добравшись до города, он первым делом завернул к Бремону, и уже вдвоем они направились к Франсуа Кантору. Дверь открыли на счет раз, но квартира оказалась пуста. Судя по всему, отопление не работало уже несколько дней. Они перерыли шкафы и ящики стола, но не обнаружили ничего, кроме унылой пустоты лишенного смысла существования. Здесь не было ничего из того, что заставляет человека пробуждаться по утрам. Только книги, пожалуй, — сотни книг, стопками громоздившиеся в каждом углу, — намекали на наличие какой-то внутренней жизни. Все они были разложены в строгом алфавитном порядке, так что Пикассо не составило труда найти полное собрание сочинений Льюиса Кэрролла. В шкафу одиноко болтался новехонький твидовый костюм. Они обошли соседей, но никого не застали дома. В почтовом ящике скопилась многодневная порция рекламных проспектов. Здесь же лежала записка от соседки, настоятельно просившей прекратить швырять из окна окурки, иначе она пожалуется управляющему.

Позвонил Куаньяр, справился о новостях и предложил приехать на помощь. Пикассо отнюдь не горел желанием делить гостиничный номер с благоухающим коллегой, поэтому велел ему еще раз, предъявляя фотографии, опросить всех свидетелей по делу, сделать повторный дактилоскопический анализ и установить местопребывание Херш, не забыв проверить ее алиби.

В поселок Пикассо поехал один. Обошел кафе и магазины. В мэрии ему подтвердили, что мадам Эштремуш ушла с совещания в 22.30, намереваясь вернуться домой пешком. После этого больше ее никто не видел. Зато в кафе «Площадь» сообщили, что в тот вечер к ним заглядывал Франсуа Кантор, выпивший три кружки пива.

— Я его почему запомнил? — объяснил хозяин заведения. — Он мне сказал: «После трех кружек пива жизнь прекрасна!» А ушел он почти перед самым закрытием, около восьми.

Инспектор уже шагал по улице, когда его нагнал запыхавшийся владелец кафе:

— Чуть не забыл! Когда он расплачивался, я видел у него толстенную пачку денег. Не знаю, сколько точно там было, но так, навскидку, тысяча или даже две евро. Если вам это поможет…

Продолжая двигаться в белесо-молочном зимнем тумане, Пикассо набрал номер Куаньяра:

— Я хочу знать о Франсуа Канторе все. Его прошлое, настоящее и будущее. Банковский счет, размер пенсии — абсолютно все.

«И даже не попрощался», — печально подумал его собеседник.