В Сырах - Эдуард Лимонов Страница 32

Под ёлкой будет хоровод,

Сыграем и споём,

Подарки подберём…

Глинтвейн, портвейн, весёлый шнапс,

Шампанское в соку.

Английский пенс, французский шанс

И Саре и сынку,—

Ребёнку по чулку!

В хлеву жуёт спокойный вол,

Идёт спокойный снег…

Я очень долго к Дому брёл,

И сотни пересёк я рек,

Но я семью обрёл…

31 декабря 2006 года

Смешав библейские и английские мотивы (форма стихотворения, — вы поняли, — баллада), мне удалось, я полагаю, выразить настроение праздничного счастья. Достичь его мне привелось уже в таком возрасте, когда обычные люди увядают или увяли. Суровый и одинокий, прошедший множество жизненных испытаний, я вдруг оказался с семьёй. Помню, что во время моих нью-йоркских бедных скитаний я беспочвенно мечтал, что когда-нибудь разбогатев, стану платить актёрам, чтобы они играли мою семью: у меня будут седые отец и мать, будет красавица жена и дети. По всей вероятности, я и тогда уже не надеялся, что у меня может быть простое человеческое счастье. Даже такой отпетый одиночка, как я, такой застарелый циник и мизантроп, видите, может быть неуместно сентиментальным. На что ты надеялся, седой глупец? — спрашиваю я себя сегодня. Ведь ты же знаешь, ты знаешь… как работают Высшие силы.

К февралю она стала говорить мне, что скоро перестанет кормить грудью, что ей нужно возвращаться в норму, восстанавливать фигуру, ведь она актриса, нужно продолжить быть актрисой, готовиться к возвращению в профессию. Однажды, согласно изуверскому некому рецепту восстановления и возвращения в профессию, ей перетянули груди чем-то вроде смирительной рубашки. И она стала ходить и спать со сдавленной грудью. Нужно было добиться, чтобы молоко не образовывалось. Младенца начали кормить голландским сухим молоком, разводя его. Младенец повозмущался и привык. Вместо груди ему теперь совали бутылочку.

В день моего рождения, мне стукнуло шестьдесят четыре года, она полетела на кинофестиваль в Ханты-Мансийск. Мы повезли её в аэропорт. На трассе в Шереметьево были ремонтные работы, и после нервного путешествия часа в четыре длиной, мы подъехали к аэропорту на полчаса позже. Но её ждали! Покойный ныне актёр Абдулов задержал из-за неё самолёт! Я решил, что мы не станем въезжать в аэропорт, потому что это потребует времени. Я распорядился, чтобы она, выскочив из автомобиля, бежала вместе с моим охранником Дмитрием, её вещи у него в руках, бежала бы на посадку. Она побежала, успела, улетела. (Своим дням рождения «он» не придавал ровным счётом никакого значения, даже их не праздновал. Свои 59-е и 60-е дни рождения «он» просидел в тюрьме. И всё же… когда она позвонила, что в самолёте, «он» подумал: в мой день рождения!..)

Она вернулась, чтобы 8-го марта улететь в Гоа. Про Гоа рассказала ей её подруга, блондинка, мать маленькой девочки Маруси. Блондинка утверждала, что отец девочки — испанский граф, но граф не признал ребёнка… Так вот блондинка, родом из Мордовии, то есть мордвинка, такая белобрысая щепка себе, и очаровала мою жену рассказами о земном Рае: Гоа.

Актриса поставила меня в известность об отбытии в Гоа post factum. Оказалось, что у неё уже есть билет и что она вернётся 24 марта.

— Мне нужно восстановиться, — сказала актриса тоном, не терпящим возражений. — Я вызвала маму, она будет с Богданом. Ты же не сможешь с ним управиться.

«Он» был уверен, что сможет управиться с пятимесячным младенцем, но спорить не стал. Восьмого марта «он» и его парни отвезли актрису в аэропорт Домодедово. Они не опоздали, приехали вовремя и сопроводили актрису и её красный спортивный костюм, чемодан и сумку к месту регистрации рейса. Там стояла целая толпа мужчин с отвратительной кожей цвета пепла. Актриса присоединилась к толпе, и они некоторое время постояли в этом пепле, чувствуя себя неуютно, оказалось, что мужчины с кожей цвета пепла излучают опасность. Видимо, дело в цвете пепла. Актриса то ли не чувствовала опасности, то ли её игнорировала.

— Ну ладно, — сказала она по прошествии десятка минут, — идите уже, чего вы будете тут время терять.

— Ты уверена, что это твой рейс? — спросил «он». Однажды «он» поехал из Красноярска в Барнаул на поезде «Иркутск-Ташкент» и испытал неприятные двадцать четыре часа.

— Мой рейс, — уверенно сказала она. — Это индийцы. Ты что, никогда не видел индийцев?

«Он» видел индийцев в Нью-Йорке и побывал однажды на индийской свадьбе. Те индийцы были не пепельные, но приятно шоколадные с молоком.

— Давай! — актриса поцеловала его. — Помогай маме!

И она пошла к турникету с пепельной толпой.

— Мрачноватые ребята, — поделился «он» впечатлением со своими парнями.

— Да, невесёлые. И совсем нет женщин, — отметил старший, Михаил.

Они быстро, широким шагом, четверо мужчин, трое молодых, и один — седой мужчина, ушли из зала аэропорта. По пути их заметили наблюдающие за залом милиционеры, его узнали и передали по рации. По цепочке их передавали друг другу из рации в рацию. Но задержать не решились, в конце концов, ни он, ни парни ничего не нарушали. Под наблюдением они спустились на асфальтовый паркинг, сели в «Волгу» (кадиллак поставили на прикол) и поехали в Москву. Довольно быстро.

Глядя в окно автомобиля на грязный снег по обочинам и в полях, я вдруг вспомнил неловкий эпизод в наших с ней отношениях. Богдан только что родился, шли первые его земные дни только, мы в ЗАГС только собирались идти его записывать в живые. Все сидели на кухне: я, она, её мать. И вдруг с их стороны последовало предложение записать сына на их фамилию. На их фамилию?! Вот я не запомнил, жена это предложила или тёща. Дескать, на писательский псевдоним его не запишут, а его настоящая фамилия… Он не дал им пояснить ему, почему им не нравится его настоящая фамилия. Он сказал:

— Извините, женщины, но таких вещей при живом отце не говорят…

Они тогда не стали настаивать.