По живому. Сука-любовь - Лилия Ким Страница 32

Когда в часть пришел приказ отправить парня домой, командир пошел искать счастливца и выяснил, что его уже месяц как нет. Ситуация зашла в тупик, и юрист комитета солдатских матерей обратилась к Валере.

Тот, выйдя на главного военного прокурора, устроил разбор полетов. По своим неофициальным каналам, через благодарных ему беженцев, стал выяснять, где может быть парень. Долго искать не пришлось. Матери несчастного пришла телеграмма: «Твой сын при смерти, хочешь увидеть, немедленно приезжай». И адрес, куда ехать.

Валера выбил деньги на поездку, некоторую сумму на выкуп и отдал все это женщине. Но по указанному в телеграмме адресу та обнаружила пустой заколоченный дом. Рядом бегал мальчик, который внимательно наблюдал за приезжей и, убедившись, что она одна, проводил в нужное село.

Парень действительно умирал. Двустороннее воспаление легких, истощение, в любой момент мог начаться сепсис из-за грязных незалеченных ран по всему телу. Оказалось, что телеграмму послала жена хозяина по его приказу. Тот рассчитал, что приедет мать и он сделает ее у себя рабыней вместо умирающего парня, потому что война оставила село без рабочих рук. Однако женщина упросила, чтобы их отпустили, сказав, что у нее малолетняя дочь оставлена чужим людям. Она умоляла их, ползая на коленях, говорила про страшный суд, просила милосердия, обещая стать мусульманкой, если они их отпустят. Отдала все выкупные деньги и свои золотые вещи, что привезла на всякий случай. Хозяева страшного суда испугались и пленников отпустили. В ближайшем большом селе мать нашла фельдшерицу, которая в обмен на неделю каторжного труда (мать одна выкопала несколько тонн картошки) колола ее сыну пенициллин. Это спасло ему жизнь.

И тут парню первый раз в жизни повезло. Перед тем как призваться, он потерял паспорт. Призывался по новому, а старый его мать нашла потом за диваном. Поскольку денег и на возвращение в часть, и на обратную дорогу не было, только на поезд от Гудермеса до Москвы, они решили проехать по старому паспорту. А уже в Москве идти в военкомат с Валерой, чтобы их сняли с военного учета.

Но! Когда они пришли в военкомат, парня тут же арестовали и отправили в тюрьму! Вернее, в тюремный лазарет, потому что он на ногах не держался. Командир части отмазался от всех предъяв к себе, заведя на парня уголовное дело, как на дезертира! Оказалось, что надо было вернуться в часть, чтобы, во-первых, написать заявление, что солдат попал в плен, там должны были разобраться и выдать бумагу, что он действительно был в плену, а не самовольно оставил часть. Во-вторых, там же можно было получить документы, пришедшие из Москвы, об ошибочном призыве и освобождении от него.

— Докажите, что он был в плену, и мы его тут же отпустим, — сказал следователь, хотя и на мать, и тем более на сына к этому моменту было невозможно смотреть без слез. Они выглядели как узники, освобожденные из концлагеря. Почерневшие, обтянутые кожей скелеты.

Обезумевшая женщина бросилась опять к юристу, а та к Валере.

Тот поехал разбираться лично. Оказалось, что парень в полной невменяйке, боится громких звуков и света, прячется под нары и днем категорически отказывается оттуда выходить.

— Как я ненавижу эту страну! — скрежетал зубами Валера. — Сборище уродов! А эти-то сами идиоты! Как можно настолько ничего не соображать?!

В результате с большим трудом удалось вытащить несчастного из тюрьмы, поместить в клинику и комиссовать по белому билету.

Однако на этом история не закончилась. Где-то через полгода к Валере снова обратились насчет того парня. Оказалось, что тот, выйдя из психушки, стал искать работу. Разумеется, его нигде не брали. Наконец с большим скрипом он устроился сторожем на автостоянку, владельцем которой был бывший афганец. И вот однажды вечером остальные сторожа смастерили пистолетик из подручных средств, зарядили гвоздями и начали баловаться. А потом как-то случайно, вырывая игрушку друг у друга, пальнули в мужика, который пришел забирать со стоянки свою машину. Никакого злого умысла. Роковая случайность. Только дядьке ни за что ни про что оторвало ухо, повредило глаз и пробило черепную коробку. Сторожа испугались не на шутку, было отчего, и говорят нашему герою:

— Слушай, у тебя вроде белый билет? Возьми все на себя, будь другом. Ты же по справкам больной, тебе ничего не будет.

Приехала милиция, и наш друг говорит — да, мол, я пистолет сделал, я стрелял. Те личное дело подняли. Ну, все ясно! Чечня, дезертир, уголовник, белый билет… Однако оказалось, что все вышеперечисленное от уголовной ответственности не освобождает. Десять лет за умышленное причинение тяжкого вреда.

Услышав эту историю, Валера едва сдержал матерную брань, потому что помочь в этой ситуации уже ничем нельзя, и показал юристу на дверь.

Вот такими делами занимается Валера по утрам. После обеда он решает совсем другие вопросы. Помогает хорошим людям приобретать виллы на Лазурном берегу, в Женеве, на Майорке и в прочих приятных местах. Неясное происхождение средств, посты покупателей и лицемерная щепетильность европейцев серьезно осложняют процесс. Требуется огромное количество согласований, тонких ходов и немыслимая деликатность. Тут Валерино знание людей и умение нравиться как нельзя кстати. Это его главный оборотный капитал, который он заставляет вертеться со скоростью турбины атомной станции.

Так вот, сегодня должно было быть совещание, на котором Валерину достойную кандидатуру в послы должны были утвердить. Однако из-за кризиса в одной из бывших союзных республик министр и все его замы отбыли в Кремль. Совещание отменилось. Валера, так надеявшийся на появление определенности, был жестоко разочарован.

Я переживаю из-за всего только потому, что переживает Валера. Мне его ужасно жаль, и я постоянно чувствую себя виноватой. Ведь объективно я могла бы сделать чуть больше, чтобы ему помочь. Хоть это все равно будет капля в море, но все же можно стиснуть зубы и постараться. Я стараюсь, но пока не получается. Может, потому, что не так рьяно хочу покинуть пределы нашей своеобразной родины. Наверное, знаю ее хуже, чем Валера, и меньше сталкиваюсь с проявлениями ее «материнского инстинкта», но зарубежные дали не кажутся мне такими уж райскими. Впрочем, и особой привязанности к своей стране у меня нет. По-моему, вообще нет особой разницы, где жить. Главное, с кем и как.

— Я не кошка, я собака, — говорю Валере, — привыкаю не к месту, а к людям.

Так что, поскольку мне все равно, а мужу очень хочется, мы работаем на переезд.

[+++]

— Лера! — раздался гневный крик. — Ты знаешь, что у тебя ребенок третий диск подряд смотрит?! И мороженого целую коробку съел?! Господи, ну почему тебе ничего нельзя доверить?!

— Я села работать и не заметила. И потом, если ты ей не сказал, что нельзя смотреть по три диска сразу, съедая полкило мороженого, меня она все равно не послушает.

— Я должен был сказать?! Я?!! Мы с тобой, по-моему, договорились! Ты не хочешь работать — ладно. Но можно хотя бы сделать так, чтобы о ребенке у меня голова не болела? Я должен думать еще и о том, смотрит она телевизор или нет? Заболеет она или нет?!