Осень в Пекине - Борис Виан Страница 32

Он направился в кухню. Анжель, Бронза и археолог вошли в комнату вслед за аббатом.

— Разве вы не читаете специальных молитв, когда встречаетесь с отшельником? — удивилась Бронза.

— О нет, — сказал аббат. — Ведь он теперь профессионал! Все эти штучки только для непосвященных. В целом же принято следовать традиционным правилам.

Леон вернулся с кухни, ведя за собой обворожительную негритянку. У нее было овальное лицо, тонкий прямой нос, большие голубые глаза и невероятная копна рыжих волос. Одета она была в черный бюстгальтер.

— Это Лаванда, — пояснил Клод Леон. — О, здравствуйте, — сказал он, заметив трех новых посетителей. — Как поживаете?

— Меня зовут Атанагор, — представился археолог. — Это Анжель, а она — Бронза.

— Не хотите ли сыграть в прятки? — предложил отшельник.

— Давайте поговорим серьезно, сын мой, — сказал аббат. — Я должен вас проинспектировать. Мне нужно задать вам кое-какие вопросы для составления отчета.

— В таком случае мы оставим вас одних, — сказал Атанагор.

— Это вовсе не обязательно, — заверил его Грыжан. — У меня всех разговоров на пять минут.

— Присаживайтесь, — сказала Лаванда. — Пусть они работают, а мы с вами пойдем на кухню.

Кожа ее в точности соответствовала цвету волос Бронзы, и наоборот. Анжель попытался мысленно поменять детали местами, и у него закружилась голова.

— Вы нарочно это сделали? — спросил он Бронзу.

— Нет, — ответила она, — я ее даже не знала.

— Уверяю вас, это чистая случайность, — подтвердила Лаванда.

Они прошли на кухню. Аббат остался с Леоном.

— Ну так что? — спросил Грыжан.

— Ничего особенного, — сказал Леон.

— Вам здесь нравится?

— Сойдет.

— Как обстоит дело с благодатью?

— Снисходит и уходит.

— А мысли какие?

— Черные, — признался Леон. — Впрочем, с Лавандой это вполне простительно. Черные, но не печальные. Огненно-черные, я бы сказал.

— Это цвета ада, — предупредил аббат.

— Да, но внутри у нее розовый бархат.

— Правда?

— Истинная правда.

— Прыг-скок, прыг-скок, обвалился потолок.

— Аминь! — заключил отшельник. Аббат Грыжан размышлял.

— С виду все как будто в порядке, — сказал он. — Я думаю, из вас выйдет вполне благообразный отшельник. Надо бы повесить табличку. По воскресным дням к вам будут наведываться посетители.

— Буду очень рад, — сказал Клод Леон.

— А вы уже выбрали себе святое деяние?

— Чего?..

— Вам должны были объяснить. Стоять всю жизнь на столпе или бичевать себя пять раз на дню, или носить власяницу, или грызть булыжники, или молиться двадцать четыре часа в сутки. Ну и так далее.

— Мне никто об этом не говорил, — сказал Клод Леон. — А можно выбрать что-нибудь другое? Перечисленные деяния кажутся мне недостаточно святыми. К тому же все это уже было.

— Остерегайтесь чрезмерной оригинальности, сын мой, — посоветовал аббат.

— Хорошо, отец мой, — ответил отшельник. Он подумал немного, потом проговорил: — Я могу трахать Лаванду...

На этот раз пришел черед аббата глубоко задуматься.

— Лично у меня нет никаких возражений, — сказал он. — Но не забывайте, что вам придется делать это всякий раз, как будут являться посетители.

— Так ведь это приятно, — сказал Леон.

— Ну что ж, значит, договорились. Розовый бархат, говорите?

— Именно так.

Аббат содрогнулся, и шерсть у него на шее встала дыбом. Он провел рукой по низу живота.

— Устрашающе, — сказал он. — В общем, это все, что я имел вам сказать. Осталось распорядиться, чтобы Общество помощи отшельникам выделило вам дополнительный паек консервов.

— О, мне хватает! — сказал Клод.

— Вам много понадобится. Посетителей будет хоть отбавляй. Они там затеяли железную дорогу строить.

— Ну и ну! — сказал Клод. Несмотря на бледность, он был явно очень доволен. — Надеюсь, меня будут часто навещать...

— Повторяю, вы пугаете меня, — сказал аббат. — А ведь я не из робкого десятка. Раз, два, три, четыре, пять...

— Вышел зайчик погулять, — договорил отшельник.

— Теперь мы можем присоединиться к остальным. Значит, относительно вашего святого деяния договорились. Так я и запишу в моем отчете.

— Благодарю вас, — сказал Клод.