И в беде мы полюбим друг друга - Тьерри Коэн Страница 32

Мы с Алисой познакомились, когда нам было по десять лет. Мы жили по соседству и ходили в одну школу. Я была болтушкой и, можно сказать, экстравертом. Мне было несложно приспособиться к болезненной застенчивости Алисы, я была уверена, что она никогда не посягнет на мою роль звезды. Я знала, что она всегда останется внимательной и восхищенной зрительницей моих представлений и эскапад. Мы были привязаны друг к другу, мы друг друга дополняли. Мы помогали друг другу справляться с нехитрыми сложностями нашей детской жизни. Только мне Алиса доверяла свои сомнения и надежды.

Когда мы стали постарше, самоощущение Алисы могло бы измениться, потому что она стала очень хорошенькой. Всем известно, что физические изменения организма часто в корне меняют – когда к лучшему, а когда и нет – жизнь хрупких и уязвимых подростков, озабоченных самоопределением.

Объективно – я это говорю без кокетства – Алиса была красивее меня. Но на нее по-прежнему никто не обращал внимания. В этом возрасте, да и потом тоже, привлекательность женщины зависит не столько от ее красоты, сколько от ее желания нравиться, от откровенного или завуалированного приглашения поухаживать за ней. Это приглашение успокоительно действует на мальчиков, которые еще только набираются мужественности и боятся риска. И мы, кокетливые предприимчивые девчонки, всегда были готовы подставить подкрашенные губы маленьким прыщавым мачо. Алиса никогда не старалась понравиться. Она никогда не подчеркивала достоинств своей фигуры, редко красилась, одевалась, не обращая внимания на моду, и чаще всего в то, что досталось ей от сестер. Она создала свой собственный стиль. Присущая ей эстетика выглядела на фоне современной моды устаревшей. В подростковом возрасте стиль одежды имеет первостепенное значение, по нему мальчики и девочки узнают, кто к какому племени себя относит. И какой мальчик захочет подойти к девочке, которая одевается как его старшая сестра, то есть можно считать, мама? Заинтересоваться Алисой мог бы только молодой человек с достаточно независимым характером, не интересующийся веяниями моды. Но такие мальчики чаще всего сами бывают застенчивыми и к тому же не обладают особой внешней привлекательностью, так что их тоже никто не замечает. Я пыталась давать Алисе советы, старалась ее встряхнуть, устраивала свидания с мальчиками, у которых было поменьше требований, – все впустую. Алиса устремляла на парней пронзительный, а иногда недобрый взгляд и снова погружалась в мечты. Однажды появится ее принц, он примет ее такой, какая она есть.

И он появился.

И я поверила, что мир Алисы изменится.

Эдуар был хорош собой, очень начитан и отличался остротой ума, редкой в столь юном возрасте. Он был старше нас на два года, что само по себе пускало гормоны семнадцатилетних девчонок вскачь. Он учился на подготовительных, готовился поступать на экономиста, отлично ладил с математикой, но и с литературой ничуть не хуже. Отец у него был американский дипломат, мать – француженка, жили они в богатом квартале. С Алисой Эдуар познакомился на выставке Мане. Да, у моей подруги была своя незаметная одинокая жизнь, свои интересы, которыми она с присущей ей деликатностью со мной не делилась, потому что меня искусство не интересовало ни в малейшей степени.

Эдуар был один, он смотрел на картину, и глаза у него были влажными от слез. Его чувствительность сразила Алису. Она впервые видела представителя мужского пола, которого до такой степени волновало искусство. Это ее поразило и потрясло. Чувства у них были разные, но одинаково сильные, по щеке Алисы тоже поползла слеза. Эдуар обернулся, увидел Алису, решил, что и на нее так же подействовала живопись Мане, и улыбнулся ей. Прекрасное начало истории, не так ли? Никто не мог предположить, что закончится она так нелепо.

Алиса, всегда настороженная по отношению к молодым людям, поняла, что на этот раз она может поднять забрало и улыбнуться в ответ. Они разговорились, потом зашли посидеть в кафе, потом встретились еще раз и еще.

Я видела, что она счастлива. Как волны медленно, но верно выглаживают берег, так любовь понемногу размывала заслоны, уносила доспехи и наконец помогла появиться новой Алисе, более спокойной и уверенной в себе. Я стояла в стороне, оставаясь восхищенной и боязливой наблюдательницей ее преображения. Я видела, как счастье выводит ее из детства, обещая безоблачное будущее, и боялась, что недобрая судьба вспомнит о ней и грубо вернет в ту действительность, с которой Алиса не умела справляться. Так все и произошло. Алиса перебегала улицу, спеша навстречу Эдуару, и ее сбил скутер. Эдуар вызвал «Скорую». Снимок показал трещину в бедренной кости и перелом ноги. Алиса долго не появлялась в школе, а когда пришла, то попала под обстрел любопытных и насмешливых взглядов школьников, наблюдавших, как она прихрамывает. Она утешилась в объятиях Эдуара, но была слишком влюблена, чтобы заметить, что и его отношение переменилось.

Алиса получила аттестат с отличием, поступила в очень хороший подготовительный коллеж и собиралась начать новую жизнь со своим возлюбленным. Но отца Эдуара вызвали в Соединенные Штаты. Сын мог бы остаться и продолжать учиться во Франции, но Эдуар предпочел уехать в Америку. Он принял решение буквально за одну неделю, не дал никаких внятных объяснений и как будто не заметил отчаяния моей подруги. Уехал и ни разу не написал и не ответил ни на одно ее письмо. Разрыв подкосил Алису. Жизнь подтвердила, что она не может ни на что рассчитывать, не способна вызвать ни интереса, ни уважения, ни любви. И она замкнулась в своем одиночестве, подпуская к себе только меня.

Она могла бы учиться в самом престижном вузе, но не верила в себя, к тому же была вынуждена заниматься реабилитацией, так что она поступила в скромный университет и удовольствовалась среднего уровня дипломом, который был, конечно, с отличием, но со своими способностями она могла бы получить гораздо лучший. Ей хотелось уехать подальше от семьи, от своих воспоминаний, и она уехала в Париж. А там нашла себе скромную работу в системе СМИ.

Вот кто такая Алиса. Вот откуда она, и вот что у нее в прошлом. Конечно, все мы несем груз прошлого, и у каждого есть незаживающие раны, но у нас от боли не срывает крышу… Но если речь заходит о предполагаемой вине, то никакой поступок невозможно понять, если не знать прошлого.