Под небом Индии - Ренита Де Сильва Страница 32

Мэри

Грезы. 1936 год

– Простите, здесь не занято?

Вздрогнув, Мэри очнулась от грез. Она сидела на палубе, погрузившись в свои мысли и листая книги отца. Записи, сделанные на полях, позволяли девушке заглянуть в его разум, слушая песню морских волн.

Чем больше корабль удалялся на восток, тем теплее становилось. Теперь, чтобы не замерзнуть, достаточно было набросить на плечи шаль. Морской бриз навевал мысли о прошлом, о еще одном плавании, на запад; девушка вспоминала собственное ошеломление из-за того, что потеряла все, даже саму себя, превратившись из Мисси Бабы́ в мисс Мэри Бригам.

Мимо корабля проплывали киты и морские свиньи. Из воды, ослепительно сверкая на солнце чешуей, выпрыгивали летучие рыбы.

Мэри нервничала. Она боялась того, что ожидало ее впереди. Ее одолевали сомнения.

«Ты такая храбрая, Мэри, – повторили ее кузины, наверное, тысячу раз с тех пор, как она сообщила им о своем решении. – Отправиться в страну, расположенную на другом конце света, чтобы там работать…»

Храбрая. Это слово Мэри слышала много раз с тех пор, как случилась трагедия с ее родителями. «Теперь, когда твоих мамы и папы не стало, ты должна быть храброй», – твердили люди.

Было ли путешествие в Индию, предпринятое для того, чтобы почтить память ее давно погибших родителей, смелым поступком? Или просто глупостью? Действительно ли родители имели в виду именно это, говоря, что хотят, чтобы она брала от жизни все? Мэри очень на это надеялась.

С монахинями переписывалась не только Мэри, но и ее тетушка, желавшая убедиться, что в Индии о ее племяннице позаботятся как следует.

И все же, глядя на то, как кузины готовятся к сезону, который она вынуждена будет пропустить, Мэри едва не написала монахиням, что не приедет.

Но затем она подумала о своих родителях, о том, как загорелись их глаза, когда Сита сказала им: «Я хотела бы влиять на происходящее. Изменить мир».

Мэри так и не представился шанс продемонстрировать своим родителям, что она готова идти на риск, делать что-то по-настоящему важное. Но теперь она это докажет.

Однако сейчас, когда Мэри направлялась в страну, которую покинула еще ребенком, ее вновь терзали сомнения. Что, если Индия окажется не такой, какой она ее помнила? Что, если она просто создала в своей голове романтизированный образ, имевший очень мало общего с реальностью?

Тоска по Англии, по дому, по ощущению комфорта, которое давали ей правила приличия, и по кузинам была практически невыносимой.

«Но… но как же твой дебют при дворе? – спросила Роуз, когда Мэри объявила, что отправляется в Индию. – Ты же не собираешься пропустить его, правда? Ты так его ждала!»

Мысль о том, от чего она отказывается, – о сезоне, о компании кузин, о планах на будущее, которое она представляла, не зная другой жизни, – наполняла ее грустью. Мэри даже положила в чемодан свое платье для дебюта и те наряды, которые тетушка заказала для нее (поскольку просто не могла с ними расстаться). Однако девушка сказала себе твердо: «Теперь я знаю, что есть и другая жизнь. Если я не примирюсь со своим прошлым, то так навсегда и останусь между двумя мирами, ощущая себя потерянной и лишенной части своего “я”».

Глядя на шепчущие волны, Мэри представляла, как при дворе в окружении кузин делает реверанс перед королем. Но, даже скучая по той девушке, беззаботной, невинной и уверенной в том, в каком направлении она будет двигаться, даже тоскуя по образу жизни, от которого она временно отказалась ради того, чтобы найти себя, Мэри жалела эту девушку, пребывавшую в блаженном неведении относительно того, какая волна должна была на нее вот-вот обрушиться, волна правды, которая полностью захлестнет ее, открыв ей ту часть самой себя, которую она так долго отвергала.

Мэри и вправду не хватало кузин, их веселых голосов, радостного возбуждения при мысли о новых платьях, балах, туфлях, прическах и мужчинах. С другой стороны, она чувствовала облегчение, оказавшись далеко от тети и дяди: Мэри все еще не могла простить им то, что они так долго скрывали от нее прошлое, позволяя все эти годы верить в ложь.

– Мисс?