Минни Шопоголик - Софи Кинселла Страница 31

– Вы ищете что-то конкретное? – Открываю свой рабочий блокнот. – Для дневного времени? У нас есть новые костюмы от «Шанель», они, как мне кажется, в вашем стиле.

– Очень хорошо, – цедит Элинор.

Она и вправду собирается примерять одежду?

– Прекрасно. Я подберу вещи, которые, на мой взгляд… э… подойдут вам.

Выскакиваю в зал, сдергиваю с вешалок подходящие костюмы и возвращаюсь в кабинет.

– Вот, примерьте. Я подожду снаружи. На случай, если вам понадобится совет или помощь.

Тихонько закрываю за собой дверь. Элинор. Здесь. Чудеса! Нужно ли рассказывать об этом Люку? Странно все как-то. Жалко, что когда-то не нажала на Люка и не выяснила, что же все-таки произошло между ними и что такого гнусного Элинор ему сказала. А может, стоило указать ей на дверь и попросить никогда больше не переступать порог нашего магазина?

Правда, меня тогда наверняка уволили бы.

Дверь вдруг открывается, в руках у Элинор ворох одежды. Она явно ничего не примеряла.

– Вам что-то подошло? – Изо всех сил стараюсь быть любезной.

– Все.

– Хотите сказать… что берете все? – не верю я своим ушам. – Вы собираетесь купить это?

– Да. – Элинор нетерпеливо хмурится, словно разговор начинает раздражать ее.

Здесь одежды на восемь тысяч фунтов. Мой бонус взлетит до небес.

– Великолепно! Нужно что-нибудь подогнать по фигуре?

Элинор молча качает головой. Это самая несуразная покупка на моей памяти. Большинство женщин, если собираются потратить восемь тысяч, хотя бы к зеркалу подходят.

Ловлю недоуменный взгляд Жасмин, устремленный на Элинор. Тут есть на что посмотреть. У Элинор бледное, напряженное лицо, костлявые пальцы унизаны дорогущими кольцами, взгляд стальной и надменный. А она постарела, внезапно замечаю я. Кожа тонкая и сухая, точно пергамент, на висках проглядывает седина, должно быть, парикмахер обмишулился. Думаю, его расстреляют на рассвете.

– Чем еще могу помочь? Вас интересует вечерняя одежда? Или аксессуары?

Элинор открывает рот. Закрывает, снова открывает. Будто изо всех сил пытается что-то сказать. Меня охватывает мрачное предчувствие. Она собирается заговорить о Люке? У нее плохие новости? Ведь должна быть причина, по которой она сюда явилась.

– Да, вечерняя, – наконец выдавливает она.

Ладно, как хочешь.

Приношу шесть платьев, и она выбирает из них три. А потом две сумочки. И палантин. Все это начинает походить на фарс. Она уже набрала нарядов на двадцать тысяч фунтов, но по-прежнему не говорит, зачем на самом деле явилась.

– Могу я предложить вам какие-нибудь… напитки? Чашку чая? Бокал шампанского?

Элинор молчит, голова опущена, пальцы нервно теребят сумочку. Никогда не видела ее такой подавленной. Она меня почти пугает. И она еще ни разу не оскорбила меня, неожиданно осознаю я. Не сказала, что мои туфли – дешевка, а лак для ногтей вульгарен. Что с ней такое? Она больна?

– Ребекка.

– Да? – Вот оно. Меня охватывает настоящая паника. – В чем дело?

Она произносит так тихо, что я едва слышу:

– Я хочу видеть свою внучку.

О боже, о боже, о боже. Что мне делать?!

По дороге домой неотступно размышляю над ее словами. В жизни не думала, что такое может случиться. Не думала, что Элинор интересуется Минни.

Элинор даже не заглянула к нам после рождения Минни. Объявилась лишь месяца через три, заскочила на минутку, глянула в кроватку, вопросила: «Она нормальная?» и ретировалась. Никаких тебе забавных плюшевых мишек или хорошеньких крошечных туфелек. В качестве подарка Элинор прислала мерзкую антикварную куклу с жуткими фарфоровыми глазами, ну точно из фильма ужасов. Кукла была такой страхолюдиной, что мама отказалась держать ее в доме, и в конце концов я продала ее через Интернет. Так что Элинор лучше не спрашивать о своем подарке.

Произошло это незадолго до ссоры между Элинор и Люком, и с тех пор мы даже не упоминаем о ней. Месяца за два до последнего Рождества я попыталась выведать у Люка, будем ли мы что-нибудь дарить его матери, и Люк чуть было не откусил мне голову. Теперь боюсь произносить ее имя.

Конечно, есть простой выход из создавшегося положения. Что мне мешает притвориться, будто я видеть ее не видела? Стереть эту встречу из памяти. И что она сможет сделать?

Но все же… Я не могу заставить себя пойти на это. Никогда прежде не думала, что Элинор может быть настолько уязвимой, какой сегодня предстала передо мной. Пока она напряженно ожидала моего ответа, я видела перед собой не Элинор – Снежную королеву, а лишь одинокую пожилую женщину с кожей как старая бумага.

А после того, как я выговорила: «Хорошо, я спрошу у Люка», она тут же обратилась в Снежную королеву и процедила, что «Облик» сильно уступает магазинам Манхэттена, что англичане ничего не понимают в обслуживании, что в моем кабинете весь ковер в пятнах.

И все же она тронула меня за живое. Я не могу проигнорировать ее просьбу. Пусть она первейшая гадина и Снежная королева, но она все же бабушка Минни. Минни – ее плоть и кровь, если, конечно, у Элинор есть плоть и кровь.

Да и возможно, Люк уже смягчился. Нужно очень осторожно затронуть этот вопрос. Очень, очень осторожно помахать оливковой ветвью в воздухе. И посмотреть, что произойдет.

Так что этим вечером я терпеливо дожидаюсь, когда Люк вернется с работы, поцелует Минни на сон грядущий, выпьет виски и переоденется, и только тогда приступаю к делу.

– Люк… что касается твоей матери, – неуверенно начинаю я.

– я тоже сегодня думал об Аннабел. – Лицо Люка светлеет. – Отец прислал мне по электронной почте некоторые ее старые фотографии. Я тебе покажу.

О, прекрасное начало, Бекки. Следовало уточнить, какая его мать имеется в виду. Раз он решил, что я вспомнила Аннабел, то каким образом осторожно перевести разговор на Элинор?

– Я думала о… хм… семейных связях, – меняю я тактику. – И семейных особенностях, – добавляю с неожиданным вдохновением. – Как тебе кажется, на кого больше всех похожа Минни? Она актриса в мою маму, у нее твои глаза… вероятно, она унаследовала от всех понемножку. Даже… – Я колеблюсь, сердце вот-вот выскочит из груди. – Даже от Элинор.

– Искренне надеюсь, что это не так, – резко говорит Люк.

Понятно. Похоже, не смягчился.

– Но она, как ни крути, ее бабушка. И в Минни неизбежно есть что-то от нее.

– Извини, не замечаю, – обрывает меня Люк. – Только воспитание имеет значение. Я всегда оставался сыном Аннабел и никогда – этой женщины.

Черт. Этой женщины. Дело обстоит гораздо хуже, чем я думала.

– Верно, – бормочу я.