Год потопа - Маргарет Этвуд Страница 31

Когда Аманда поселилась у меня, многое в моей жизни изменилось. А потом изменилось еще раз в Неделю святого Юэлла, когда мне было почти тринадцать лет. Аманда была старше: у нее уже выросли настоящие сиськи. Ужасно странно, когда так меряешь время.

В тот год мы с Амандой — и Бернис тоже — должны были присоединиться к старшим детям и пойти на урок Зеба: он должен был рассказать нам про отношения хищника и жертвы, а мы потом — съесть мясо настоящей жертвы. Я смутно помнила, как ела мясо — давным-давно, когда мы жили в охраняемом поселке «Здравайзера». Но вертоградари не терпели мясоедения, кроме исключительных ситуаций, и меня тошнило при мысли о том, чтобы сунуть в рот кусок чьей-то мышцы с сухожилиями и кровью, а потом пропихнуть его в желудок. Но я поклялась, что меня не стошнит на уроке, чтобы не опозориться и не поставить Зеба в неловкое положение.

За Аманду я не беспокоилась. Она привыкла есть мясо, она его тыщу раз ела. Она при любой возможности воровала секрет-бургеры. Так что она и прожует, и проглотит как ни в чем не бывало.

В понедельник на Неделе святого Юэлла мы оделись в чистое — точнее, во вчерашнее чистое, — и я заплела Аманде косы, а она заплела мои. Зеб называл это «характерным для приматов исканием друг у друга в голове».

Мы слышали, как Зеб поет в душе:

Всем начхать,

Всем начхать —

Ничего и не сказать —

Так как всем начхать!

Теперь его утренние распевы действовали на меня успокоительно. Они означали, что все идет как обычно — во всяком случае, сегодня.

Люцерна, как правило, вставала только после нашего ухода — отчасти для того, чтобы не пересекаться с Амандой. Но в то утро она была на кухне, в темном платье, какие носили все женщины вертоградарей, и, более того, готовила завтрак. В последнее время она стала чаще совершать такие подвиги. И поддерживать в квартире чуть больший порядок. Она даже вырастила на подоконнике в горшке чахлый помидорный куст. Наверное, старалась навести уют для Зеба, хотя они стали чаще ссориться. Они нас выгоняли, когда ссорились, но мы все равно подслушивали.

Ссорились они из-за того, где находится Зеб, когда он не с Люцерной. Он говорил, что работает. И еще он говорил: «Не напирай». И: «Тебе незачем это знать, для твоего же блага».

— У тебя кто-то есть! — кричала Люцерна. — От тебя разит чужой сукой!

— Ух ты, — шепотом замечала Аманда, — ну твоя мать и ругается.

И я не знала, то ли мне гордиться, то ли стыдиться.

— Ничего подобного, — устало отвечал Зеб. — У меня есть ты, зачем мне другие женщины?

— Врешь!

— О Господи Исусе на вертолете! Отвяжись наконец.

Зеб, капая на пол, вышел из душевого отсека. Я увидела шрам, где Зеба порезали — давно, когда мне было десять лет. У меня мурашки пробежали по спине.

— Как вы, мои маленькие плебокрыски? — спросил он, ухмыляясь, как тролль.

— Большие плебокрыски, — мило улыбнулась Аманда.

На завтрак была каша из жареных черных бобов и голубиные яйца всмятку.

— Очень вкусно, дорогая, — сказал Зеб Люцерне.

Я не могла не признать, что завтрак действительно неплохой, хотя готовила его Люцерна.

Она улыбнулась — слащаво, как обычно.

— Я хотела накормить тебя как следует, — сказала она. — Учитывая, что ты будешь есть всю остальную неделю. Старые корни и мышей, надо полагать.

— Кролика на вертеле, — ответил Зеб. — Я их десять штук могу съесть, с гарниром из мышей, а на десерт — слизняков, жаренных во фритюре.

Он взглянул на нас с Амандой и ухмыльнулся: нарочно хотел, чтобы нас затошнило.

— Звучит неплохо, — отозвалась Аманда.

— Ты чудовище! — воскликнула Люцерна, сделав большие круглые глаза.

— Жаль только, что к этому пива не дадут, — сказал Зеб. — Пойдем с нами, девочка, ты украсишь наше общество.

— Нет, спасибо, я лучше дома посижу.

— Ты с нами не идешь? — спросила я.

Обычно на Неделе святого Юэлла Люцерна увязывалась за всеми в лес — набирала для виду пучок сорняков, жаловалась на комаров и следила за Зебом. Сегодня я не хотела, чтобы она шла с нами, но в то же время хотелось, чтобы все было как всегда, потому что у меня было предчувствие, что скоро снова все изменится. Как тогда, когда меня выдернули из охраняемого поселка «Здравайзера». Это было просто ощущение, но оно мне не нравилось. Я привыкла к вертоградарям, мой дом теперь был здесь.