Бессмертники - Хлоя Бенджамин Страница 31

Клара подобрала с земли огненно-рыжую настурцию и продела в ручку двери «Пурпура». В тот вечер она приготовила мясной рулет по рецепту Герти, любимое блюдо Саймона, а потом разделась и нырнула в ванну. Волосы змеились под водой, как у горгоны Медузы. Из подъезда слышались голоса, приглушённые шаги. И вдруг — щелчок! Как тогда, в Нью-Йорке.

Клара выскочила из воды, обдав брызгами пол.

— Если это ты, — сказала она, — если ты настоящий, стукни ещё раз.

Снова щелчок, звонкий, как удар бейсбольной битой по мячу.

— Боже… — Клару затрясло, слёзы дождём застучали по воде. — Саймон.

14

Июнь 1988-го. Радж стоит на сцене театра «Зинзанни», Клара гримируется за кулисами. Гримёрная — лучшая на её памяти, с золочёным туалетным столиком и экраном, где видно, что происходит на сцене.

— Жизнь — не просто отрицание смерти, — слышен голос Раджа из колонок по обе стороны экрана, — жизнь — это ещё и отрицание себя, необходимость перевоплощения. Пока мы способны меняться, друзья мои, смерть нам не страшна. В чём сходство между Кларком Кентом и хамелеоном? Очутившись на краю гибели, оба преображаются. Где они? Их нет. Хамелеон обернулся веткой. Кларк Кент — Суперменом.

Крохотный Радж на экране раскинул руки. Клара обводит контур губ ярко-алым карандашом.

Спустя три месяца Клара летит в Нью-Йорк, проводить Дни трепета с родными стало для неё традицией. Голова кругом от счастья. Трюк с ясновидением удался, а сложенная клетка хоть и выпирала из-под рукава, как набухшие вены (надо попросить портниху перешить смокинг), зрители как будто ничего не заметили. Театр «Зинзанни» заключил с ними контракт ещё на десять представлений.

Клара хочет познакомить Раджа с родными, но два билета до Нью-Йорка для них дорогое удовольствие. Скоро, обещает Радж, денег у них будет столько, что они смогут поехать куда угодно. На Рош а-Шана Клара уводит Варю в спальню. Во всём теле небывалая лёгкость; кажется, скинешь туфли — и взмоешь под потолок, как надутый гелием шарик.

— Возможно, мы поженимся, — говорит Клара.

— Вы же начали встречаться в марте! — удивляется Варя. — Всего полгода назад.

— В феврале, — поправляет Клара, — Семь месяцев.

— Но Дэниэл ещё даже не сделал Майре предложение.

Майра — девушка Дэниэла. Познакомились они год назад, когда Майра училась на факультете искусствоведения, и Дэниэл уже представил её Варе и Герти. Как только Дэниэл устроится на работу, он сделает Майре предложение и подарит кольцо с рубином, то самое, что Шауль подарил Герти.

Клара поправляет Варе локон.

— Завидуешь? — Клара не упрекает Варю, а лишь подмечает, но именно это — и ласковый Кларин голос — заставляет Варю вздрогнуть.

— Да что ты! — отвечает Варя. — Я за тебя рада.

Варя считает, что для Клары замужество — очередной фокус, что через месяц-другой она и думать о нём забудет. Варя не знает, что к свадьбе почти всё готово, что Клара уже купила платье, а Радж — костюм, что они собираются расписаться в мэрии, как только Клара вернётся из Нью-Йорка. И разумеется, Варя не знает о ребёнке.

Это был, можно сказать, ожидаемый сюрприз. Клара знает, что надо соблюдать осторожность, но одно дело знать, другое — соблюдать. И это ещё не всё: на риск она шла с упоением, будто танцевала на острие возможности — «А вдруг? Что тогда?» — с любимым человеком. И разве зачать ребёнка — не такое же чудо, как сотворить из воздуха цветок или из одного платка сделать два?

Пить она бросила. К седьмому месяцу в голове совершенно прояснилось, провалы в памяти исчезли, но их сменила пустота, долгие-долгие часы раздумий. Чтобы отвлечься, Клара представляет ребёнка. Когда он бьёт в животе ножкой, она видит крохотные пятки. Раджу она сказала: назовём его Саймон. На девятом месяце, когда ноги отекают так, что уже не налезают туфли, а поспать без перерыва удаётся не больше получаса, Клара мысленно рисует лицо Саймона и обиды на малыша уже не чувствует. И когда ветреной майской ночью врач достаёт ребёнка и Радж кричит: «Девочка!» — Клара уверена, что он ошибся.

— Не может быть. — Клара сходит с ума от боли, внутри будто взорвалась бомба, и тело — пустая оболочка — вот-вот распадётся на куски.

— Нет, Клара, — откликается Радж, — так и есть.

Ребёнка пеленают и приносят Кларе. Личико красное, невероятно живое, глаза чёрные, как маслины.

— Ты была так уверена! — говорит Радж. И смеётся.

Девочке дают имя Руби. Клара помнит Варину подругу, что жила выше этажом на Клинтон-стрит, семьдесят два. Рубина. Имя индийское, матери Раджа наверняка бы пришлось по вкусу. Радж переезжает к Кларе и нянчит Руби, напевает ей колыбельные на подзабытом хинди. Soja baba soja. Mackhan roti cheene ^[40].

В июне приезжают Кларины родные. Клара ведёт их в Кастро — Герти прижимает к себе сумочку, проходя мимо шумной компании трансвеститов, — а потом на спектакль «Корпуса». Клара сидит рядом с Дэниэлом, и сердце ёкает — что подумает он, увидев мужской балет? — но когда танцоры кланяются, он аплодирует громче всех. В тот вечер, пока в духовке печётся фирменный мясной рулет Герти, Дэниэл рассказывает Кларе о Майре. Познакомились они в университетской столовой и с тех пор пропадают в ночных забегаловках Гайд-парка, обсуждают Горбачёва, катастрофы челноков НАСА и достоинства фильма «Инопланетянин».

— Она тебе задаёт высокую планку, — отмечает Клара. Руби спит у неё на руках, прильнув тёплой щёчкой к груди, и в кои-то веки Клара полностью довольна жизнью.

В другое время Дэниэл разозлился бы — «Задаёт планку? С чего ты взяла, будто я в этом нуждаюсь?», — но на этот раз он кивает:

— Это уж точно. — И вздыхает так умиротворённо, что Кларе почти неловко.

Герти на ребёнка не надышится — не спускает с рук, любуется носиком величиной с ягодку, зацеловывает крохотные пальчики. Клара ищет сходство между бабушкой и внучкой и наконец находит: уши! Небольшие, изящные, похожие на морские раковины. Но когда Герти впервые увидела Раджа, то молчала как рыба, только рот раскрыла, а затем захлопнула. Однако Клара заметила, как та смерила Раджа оценивающим взглядом — смуглое лицо, рабочие ботинки, вальяжную позу. Клара потащила Герти в ванную.

— Мама, — шикнула она, — не будь расисткой!

— Расисткой? — Герти побагровела. — Я всего лишь за то, чтобы ребёнка воспитали в еврейских традициях. Разве я слишком многого хочу?

— Да, — отрезала Клара. — Слишком многого.

Варя раздаёт советы. «Ты пробовала подогревать молоко? — спрашивает она, когда Руби плачет. — Не пора ли прогуляться с коляской? Есть у вас детские качели? Животик у неё не болит? Где пустышка?»

У Клары голова кругом.

— Какая ещё пустышка?