Девочка и мальчик - Мортен Браск Страница 31

Главврач облизывает губы.

– А поскольку беда никогда не приходит одна, у вашей дочери вдобавок ко всему случилось кровоизлияние в мозг. К сожалению, более серьезное, чем то, сравнительно незначительное, которое у нее было вчера. Я сожалею, что мне приходится произносить это слово, но подобные кровоизлияния мы называем «фатальными».

– Фатальными, – повторяю я.

– Да… к сожалению. Сейчас инкубатор искусственно поддерживает в девочке жизнь, но она уже перестала бороться. И поэтому… по этой причине я… мы все… страшно вам сочувствуем.

Обе медсестры поднимают на нас взгляд. Майя закрывает лицо руками.

– Мы сделали все. Все, что было в наших силах, чтобы спасти ваших близнецов, – говорит заведующий.

Он выжидает. Майя по-прежнему не отрывает ладоней от лица.

– Утром мы собирали коллоквиум и перебрали все существующие возможности. Проанализировали и обсудили все мыслимые варианты, позволяющие спасти ваших детей. Но пришли к единодушному заключению, что мы вынуждены отказаться от дальнейших попыток. К сожалению, не осталось никаких медицинских обоснований для продолжения лечения.

Майя выпрямляется.

– Вы что, не можете их спасти? – спрашивает она. – Не можете ничего сделать, чтобы они не умерли?

– Мы еще сутки можем искусственно поддерживать их, может, двое суток, – говорит заведующий, – но мы не думаем, что таким образом сделаем им лучше. Мне правда жаль говорить это, но мы не можем больше ничем помочь.

На секунду он замолкает.

– Поэтому мы полагаем, для ваших детей будет лучше, если мы прекратим лечение сейчас.

Наступает тишина. Полная кофе чашка передо мной. Пар уже не идет. Заведующий и медсестры застыли без движения. Я думаю, как мы вернемся сегодня домой. Может, позвонить родителям, чтобы они отвезли нас, или можно попросить персонал вызвать такси. Или поехать на одном из тех такси, которые постоянно стоят на Блайдамсвай прямо напротив больничной парковки. Думаю, что надо не забыть книжку, которую я оставил рядом с инкубаторами, и зубные щетки наверху, в нашей палате, в ванной комнате.

– Им больно? – спрашивает Майя.

– Нет, они ничего не чувствуют. Мы колем им транквилизаторы, – говорит врач. – Просто их организмы не выдержат дальнейшего лечения.

– Но ведь они почувствуют, что умрут.

– Говоря откровенно, нам ничего об этом не известно. Но думаю, что нет, – говорит он.

Та медсестра, что постарше, ставит передо мной коробку с одноразовыми салфетками.

– Что нам теперь делать? – спрашиваю я. – Я имею в виду… это мы должны принять решение, продолжать лечение или нет?

– Нет, решение целиком и полностью за нами. Мы приняли его, будучи медиками. Вы не несете за это ответственности.

Наши родители приходят в больницу. Мать Майи принесла розы. Они завернуты в бумагу, совсем светло-розовые. Майя звонила ей и просила принести розы именно такие.

Мама пытается меня утешить, но ей мешают собственные рыдания. Отец какое-то время стоит в стороне. Потом подходит к инкубатору, в котором лежит наш мальчик, и останавливается перед ним. Мне видна его спина в широком пальто. Плечи трясутся.

Та медсестра, что постарше, говорит, сейчас самое время войти к детям. Майя берет розы, и мы заходим. Следующие два часа в вашем распоряжении, говорит медсестра, никто вам не помешает.

В помещении диван и низенький столик. На нем держатель для салфеток. По стенам развешаны плакаты с анатомическими подробностями человеческого тела. Мышцы в разрезе, строение глаза, внутренние органы с латинскими обозначениями. Из окна я вижу восточный флигель больницы.

Аромат роз. Майя разворачивает бумагу, один за другим достает цветки и обрывает бутоны со стеблей. Разбрасывает розовые лепестки по дивану, столу. Не знаю, зачем она это делает. Она не говорила мне, что будет разбрасывать лепестки. Сильный запах. Комната перестает быть больничным помещением, она словно переносится в другое место, принадлежащее нашим детям.

Мы садимся на диван. У меня щиплет кожу под глазами.

Мы ждем.

Через четверть часа кто-то два раза стучит в дверь. Я беру салфетку из держателя на столе.

30

Они приносят наших малышей. Они идут медленным, почти церемониальным шагом, облаченные в халаты, несут свои крохотные ноши. Они освободили их ото всех трубок, капельниц, датчиков, от света инкубаторов. Завернули в полотенца.

Наши дети шевелятся в полотенцах, я узнаю их движения, то, как они внезапно начинают дрыгать ручонками. Я слышу голос сына, он недоволен тем, что его завернули в материю.

Медсестры кладут их Майе на колени. Она расстегнула больничную рубашку, и они лежат у нее на животе. Одна из медсестер достает свечу, лежавшую в ящике стола, и зажигает ее. Не произнося ни слова, медсестры выходят из комнаты.

Наш мальчик жалуется, но Майя заговаривает с ним, и он успокаивается. Он лежит рядом с сестренкой, прижимаясь к коже Майи.

– Взгляни на них, – шепчет Майя, – смотри, какие они красивые.

– И они так выросли, – шепчу я.

Девочка лежит совсем тихо. Она сложила ручки под щекой. Ротик слегка приоткрыт, зевок, попытка вдохнуть.

– Смотри, какие они, – шепчет Майя, – наши красивые, такие красивые малыши.

Я поднимаю руку, чтобы провести пальцем по волосикам девочки. Я шепотом произношу ее имя, имя, которое я так часто шептал ей с того дня, как она родилась. Она поднимает бровки, слушает. Она впервые слышит мой голос, не заглушаемый шумом инкубатора.

– Самые красивые дети, – шепчет Майя.

– Да.

Мальчик держит меня за палец, не выпускает его, прижимает его к себе. Я забираю палец, но он снова хватается за него. Мы с улыбкой наблюдаем, как он не оставляет попыток удержать меня.

– Я их очень люблю, – едва слышно говорит Майя.

Она осторожно прижимает их к себе. С трудом сдерживает рыдания. Девочка вытягивает ножку в сторону.

– Как ты думаешь, им хорошо? – спрашивает Майя спустя какое-то время.

– Да, им хорошо.

– Они ведь не страдают?

– Нет, они не страдают.

Я встаю, чтобы вытереть слезы. За окном приближающийся вечер, за окном мир, за окном все. Я сажусь обратно на диван.

– Хочешь их подержать? – спрашивает Майя.

Я беру мальчика и поворачиваю его лицом к себе. Ощущаю его вес, частое дыхание. Я шепчу. Он морщит лобик, в точности как я морщу свой лоб.

– Как ты думаешь, они чувствуют, что они сейчас с нами? – спрашивает Майя.

– Да.

– Так здорово знать, что они чувствуют наше присутствие.