Степени приближения. Непридуманные истории (сборник) - Яков Фрейдин Страница 31

Поток еврейских эмигрантов из СССР в середине семидесятых был скорее не потоком, а ручейком, вяло текущим через Вену. Шутили даже: «Эмиграция – это сильное лекарство, которое вводится через вену». Из Вены кто – то ехал прямиком в Израиль, иные через Рим – в Америку. Некоторые направлялись в другие страны – Канаду, Австралию, Новую Зеландию. Куда повезёт. Мы же по наивности и непониманию хотели во Францию. До меня тогда не доходило, что Париж уж совсем не тот, что я представлял себе по книгам Кокто, Эренбурга и фильмам Рене Клэра. Я мечтал ходить по бульварам, покупать жареные каштаны и слушать шансонье. Поэтому, едва сойдя с трапа московского самолёта в венском аэропорту Швехат, мы сообщили встречавшему нас представителю еврейского агентства, что хотим во Францию.

– Тогда вам к нему, – беззаботно сказал он, ткнув пальцем в направлении высокого седого господина. Им оказался мистер Рогойский, директор венского отделения Толстовского Фонда, помогавшего эмигрантам деньгами из литературного наследства Графа Толстого. На деньги Льва Николаевича фонд поселил нас в Вене в чудной квартире недалеко от Ринга и мы стали ждать французской визы – дело почти безнадёжное, так как Франция еврейских эмигрантов принимала весьма неохотно. Сейчас зато вовсю впускает к себе мусульман, с чем я французов и поздравляю. Видать, французы любят мусульман больше, чем евреев. Тут уж ничего не поделаешь – любовь зла, полюбишь и козла…

В один тёплый летний день в нашей венской квартире зазвонил телефон. Мужской голос на том конце говорил по-русски. Очень приветливо, несколько по-старомодному он сказал:

– Вы меня великодушно простите, я звоню из американского посольства. Мы знаем, что вы в Америку не собираетесь, но нам всё равно хотелось бы у вас кое-что уточнить. Может, зайдёте завтра часиков в десять утра? Мы вас долго не задержим. Я на ваше имя закажу пропуск. Договорились?

Я согласился и на следующее утро подошёл к морскому пехотинцу в тёмно-синей форме и белой фуражке, что стоял у входа в огромное роскошное здание американского посольства. Тот сверил моё имя со списком, позвонил кому-то по телефону, и через пару минут мне навстречу вышел улыбчивый молодой человек, который звонил накануне. Он повёл меня по мраморной лестнице на второй этаж, завёл в пустую комнату и сказал:

– Тут вот какое дело. Надеюсь, что вы догадываетесь о сложностях нашей работы. Советы к нам под видом иммигрантов засылают, как бы это поделикатнее сказать, ну людей не совсем дружественных, что ли… У нас к вам есть вопросы, но сначала мы должны всё же убедиться, что вы тот, за кого мы вас сейчас принимаем. Вы не будете возражать, если с вами потолкует сотрудник ФБР, ведающий контрразведкой?

– А почему я должен возражать? Если ему интересно со мной говорить, так и мне тоже интересно, – ответил я, чем его очень обрадовал.

Человек из ФБР был коротенький юркий итальянец, чем-то напоминавший французского актёра Луи Де Фюнеса. Он всё время широко улыбался, потирал руки, говорил очень бегло по-русски и был страшно въедливым и дотошным. Оказалось, что он про меня знал пожалуй больше, чем я сам. Интересно, откуда? Спрашивал всё: про семью, работу, друзей, интересы, что читаю, какое кино люблю, почему вдруг решил уехать из Союза, почему хочу именно во Францию? Вопросы задавал невинные, даже пустые, но порой пытался меня словить на каких-то мелочах. Например, спрашивает: – Кстати, а как себя чувствует Николай Александрович? У него ведь пару недель назад была серьёзная операция.

Я оторопел: –Какой такой Николай Александрович? Вы это про кого?

– Ну как же, Семихатов – главный конструктор в почтовом ящике 320. Вы разве не знакомы?

– Я конечно слыхал это имя от своих сокурсников по институту, но откуда ж мне его лично знать? Кто он и кто я? Я простой инженер, в его закрытом заведении никогда не был, там не работал, и такую шишку, как Семихатов, даже издали не видал…

– Ну-ну, – сказал Луи Де Фюнес, – я просто так спросил, думал, вы знаете…

Таким вот образом мы беседовали пару часов. Потом к нам присоединились ещё двое господ из ФБР, и в этой тёплой компании мы проговорили до позднего вечера. Попросили меня подождать минут пятнадцать, а затем ко мне опять зашёл тот молодой человек, что меня утром встретил у входа:

– Чудненько, – сказал он, – они дали О-Кэй. Вы получаете clearance, не знаю, как это правильно по-русски. Ах да – допуск! Это значит, что мы вам верим и можем с вами говорить о всяких секретных вещах, Приходите опять завтра с утра, с вами встретится наш человек из ЦРУ.

Человек из американской разведки прилетел из Мюнхена, где он служил «начальником станции» ЦРУ, или по-русски «резидентом». Он был высок, широк в плечах, по-ирландски рыжеволос, но по-русски почему-то говорил с сильным грузинским акцентом. Сказал, что его зовут Стив, не знаю вправду ли.

– Ты панымаеш, – объяснил он, – я заканчывал Калумбыйский уныверсытэт. Там у нас русский язык преподавал грузин – вот я от нэво и набрался.

После долгих разговоров на самые разные темы от политики до науки и рассматривания огромных карт всяких советских объектов, сделанных на основе спутниковых снимков, Стив сказал, что ЦРУ хочет меня нанять консультантом с оплатой 60 долларов в день, что для нищего иммигранта в те далёкие годы были большие деньги. Моя работа будет уточнять и объяснять. Что именно, он не уточнил и не объяснил. Так началась моя, как говорится, халтура в разведке США. К счастью, во Францию мы не поехали, а получив приглашение из американского университета, мы с женой и двухлетним сыном улетели за океан.

Поработав пару лет в университете, я заскучал – тянуло к реальному делу, и мы переехали в Новую Англию, где я проходил мои «университеты» в нескольких компаниях. Работал и учился на разных инженерных должностях, узнавал на практике, как функционирует Америка. Увлёкся изобретательством, стал получать патенты и вскоре основал собственный бизнес.

Мои контакты с ЦРУ продолжались с перерывами 8 лет. В наш приморский городок для встреч со мной изредка наезжал из Бостона агент Ральф Касперович, добрый и мягкий человек. Ральф просил меня уточнять и объяснять разную информацию, поступавшую из СССР по секретным каналам. Что я и делал, с гордостью сознавая, что хоть в такой мелочи могу приносить пользу гостеприимной Америке.