Восемнадцать часов дурдома - Владислав Картавцев Страница 31

Дать возможность исправиться,

Коллективу понравиться,

Заслужить прощения,

Заслужить уважение,

Заслужить быть с вами —

Путевыми пацанами!

Клянусь, что больше ни-ни!

Хочу работать ночи и дни,

Не гоните, примите,

Место мое укажите!

Заранее спасибо говорю,

За прощение благодарю,

Надеюсь на понимание,

Если же нет – пойду писать завещание!

– А что, толково тогда у него получилось! – Андрей сел на лавочку и от нечего делать принялся грызть ногти. – Наверное, кто-то из наших посоветовал!

* * *

Андрей прикусил ноготь большого пальца, плавно потянул, оторвал и сплюнул на пол. Посмотрел – вроде, ровно получилось, ничего подправлять не нужно.

– Почти салон красоты! Как у этого, как его? – на ум пришло недавнее интервью с одним ряженым надутым банкиром, который сам себя называл метросексуалом и хвастался маникюром. – Педик ты толстожопый, а не метросексуал! Бабло, значит, лопатой гребешь, в то время как другие последний хрен без соли доедают! – Андрей медленно наливался злобой и желчью. Кулаки непроизвольно сжались, скулы свело приступом ненависти, и Андрей, представив, что перед ним свиное рыло банкира, резко выбросил ногу вперед, целясь ему прямо между глаз:

– Вот тебе, паскуда, за все горе народное! На, на, получай еще! – Андрей вскочил и, с присвистом дыша, принялся наносить удары попеременно руками и ногами и остановился только тогда, когда почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он был весь красный, с него градом тёк пот, зато в голове было светло и радостно – как будто он только что извел злого духа или освободился от родового проклятия!

– Хочешь сделать доброе дело? Убей банкира! – Андрей опять сел, выждал пару минут и достал очередную сигарету, – а теперь можно и перекурить!

Он глубоко затянулся, поперхнулся и зашелся в приступе кашля. – Тьфу, ты господи, тифозный барак!

– Короче, курить вредно! – Андрей удрученно посмотрел на жуткую цветную картинку на пачке, которая ярко живописала, что происходит с курильщиком при злоупотреблении табаком, – впрочем, жить тоже вредно, в самый неподходящий момент можно умереть!

* * *

– Но все же нужно купить чехол для пачки, чтобы лишний раз не насматривать себе на погибель! – Андрей, как и все доктора, был человеком крайне суеверным и полагал, что нехорошие мысли рано или поздно ведут к болезни, а картинки с сигарет их (мысли) отнюдь не улучшали.

– А, может, бросить? – слабый внутренний голос вкрадчиво проник ему в мозг и разросся до величины диплодока. Еще немного, и голос зазвучит оглушительным набатом, объявляя тревогу и заставляя хозяина срочно искать оправдания, почему этого делать нельзя. – А потому что разве с такой работой бросишь?

Здесь Андрей был прав – с его должностью и профилем бросать курить все равно, что немедленно подписать себе билет в одни конец в перманентный невроз, который обязательно закончится либо инсультом, либо инфарктом или еще чего похуже. Хотя, что может быть хуже парализованной половины тела?

– Что, что? Чума и натуральная оспа! – Андрей наконец-то разглядел, как из его кабинета вывалилась баба Клава, и поспешил обратно. Он успел выкурить три сигареты и вдоволь нафилософствоваться на тему вредности и опасности бытия, поэтому сейчас чувствовал во рту нехороший привкус беспокойства и тревоги, вызванный отсутствием силы воли в себе самом. Ну, и еще побил банкира, что хоть как-то скрашивало мерзкую картину всего вокруг.

– Вот Власов взял и стал олимпийским чемпионом со сломанной спиной! Или Жаботинский! Хотя с такой-то фамилией грешно не стать: симбиоз жабо и тины – что может быть страшнее? – Андрей мрачно кивнул бабе Клаве, взирающей на него, как солдат на вошь, – работать можно?

– Иди, иди, чертов доктор! Вот бы мне сейчас в руки автомат, так я бы показала тебе, что значит родину любить!

– Спасибо! – Андрей сделал вид, что доволен диалогом, зашел в кабинет и захлопнул за собой дверь. Посмотрел на открытую настежь форточку и зябко поежился:

– И сколько раз этой стерве говорить, чтоб не смела проветривать помещение в мое отсутствие! – Андрей хорошо помнил, что закрыл форточку, чтобы согреться, и вот сейчас снова в кабинете было холодно и промозгло. – Когда-нибудь я ее точно отблагодарю шваброй по голове! Пожалуй, стоит накропать на нее грязный пасквиль:

Анонимка на имя главного врача Зелинского Остапа Ибрагимовича!

Предмет анонимки:

Клавдия Ивановна Шульженко!

Цель анонимки:

Выведение на чистую воду

Клавдии Ивановны Шульженко!

Автор анонимки: Аноним

Довожу до Вашего Сиятельного внимания факт недопустимого антиобщественного и волюнтаристского поведения вышеозначенной Клавдии Ивановны Шульженко – полной тезки в прошлом прославленной народной артистки, в прошлом ведущего специалиста по нервным и сопутствующим заболеваниям, а ныне вредной старухи, уборщицы и ироду в одном лице!

Ее поведение настолько вызывающе, что ее бывшие соратники по цеху:

Леонид Утесов;

Лидия Русланова;

Марк Бернес;

Аида Ведищев а и даже сам Николай Крючков ее бы не одобрили, а предали бы справедливому суду совести и народного гнева!

Расшифровка: искомая Клавдия Ивановна Шульженко моет половой тряпкой столы в кабинетах и раскрывает настежь форточки в самый разгар свежего морозного утра, в связи с чем сотрудники простывают, болеют и подвергают свой натруженный организм серьезному стрессу, вследствие чего не могут достойно выполнять функциональные обязанности!

Ласково просим разобраться с вышеозначенной Клавдией Ивановной Шульженко и лишить ее премии за гнусный характер и стремление унизить докторский состав!

Подпись: Число:

АнонимСегодняшнее

– Вот еще раз заставит меня стучать зубами, точно напишу! А копию толкну непосредственно в Главк – пусть присылают комиссию и аттестуют бабку по новой – только на швабре с моторчиком, а то на этой уже летать неудобно! Настоящая Баба Яга, прости господи! Целых полчаса потратил впустую!

* * *

В кабинете было очень холодно. Андрей обнял себя за плечи, сел на корточки и спиной прислонился к батарее, чувствуя, как чугунное тепло начинает разгонять кровь в холодеющей пояснице. Он вспомнил своего любимца кота Пафнутия (кличка не очень эстетичная, зато полностью отражающая суть этого животного), который, вроде, уже должен пожаловать за порцией молочка.

Пафнутий жил на этаже уже лет восемь и с методичностью путевого обходчика каждый день наведывался во все кабинеты (строго по расписанию), чтобы подкрепиться и засвидетельствовать своё благорасположение. И везде его потчевали разносолами – молочком, сметанкой, маслицем, колбаской, курочкой Рябой, рыбкой, говядинкой, свининкой, тушенкой и даже баварскими сосисками, хотя последнее время он от них воротил морду.