Ребенок - Евгения Кайдалова Страница 31

Я собрала цветы с пола, нашла для них другую банку и налила воды. Я не испытывала к этому подарку Антона никаких теплых чувств, просто я действительно не могла убивать.

К началу апреля я уже ясно чувствовала, что существую в двух измерениях: измерении работы и измерении ребенка. Только радостные краски рабочего измерения для меня постепенно выцветали, в то время как измерение детское ежедневно добавляло к своей палитре все больше и больше черных оттенков.

Тошнота не оставляла меня и не давала ни малейшего шанса с ней разделаться. Правда, она никогда не доходила до той точки, с которой начинается рвота, но я понимала, что и рвота бы меня не спасла – со мной происходило что-то гораздо более сложное, чем простое отравление. Я чувствовала себя хорошо только в один момент – момент принятия пищи, но стоило еде окончательно улечься в желудок, меня начинало мутить с удвоенной силой (равно как и при малейших признаках голода).

Но я пережила бы тошноту, не будь на свете запахов; запахи сражали меня наповал. При этом мое обоняние проявляло такую редкую изобретательность, что я не уставала ему дивиться. Как я уже говорила, самым невыносимым для меня оказался запах вареных сосисок. На пятки ему наступал запах копченой рыбы и запах сыров. Запах чего-то жарящегося на масле, запах свиных шкварок… я мечтала о противогазе и о бетонном саркофаге вокруг себя.

Однако существовали и спасительные, жизнеутверждающие запахи. Едва уловив их, я готова была бежать, как собака, по следу, чувствуя, что найду свое спасение. Запах маринада во всех его разновидностях всегда воскрешал меня к жизни. Однажды я едва досидела до обеденного перерыва: меня подтачивало воспоминание о запахе маринованного баклажана, начиненного острой морковкой (я столкнулась с этим чудом в супермаркете в отделе корейских деликатесов). Едва это стало возможно, я рысью бросилась покупать баклажан и внесла его в офис так любовно и бережно, словно держала на руках новорожденного ребенка. Половину баклажана я проглотила жадно, но вторую половину вдруг резко отодвинула в сторону – меня начало от него тошнить.

Сложными стали мои взаимоотношения с «Макдоналдсом». В былые времена я с полным равнодушием относилась к этой забегаловке, воспринимая ее в основном как бесплатный туалет. Теперь же, когда я оказывалась по делам в центре города, вид жизнерадостной буквы «М» мгновенно наводил меня на воспоминание о замысловатом соусе, гамбургерах, куда вкраплялись маринованные огурчики и листья салата. Вкус его сам собой всплывал на губах, а предвкушаемый запах брал меня за горло и заставлял буквально бежать к ближайшему «Макдоналдсу», подрагивая от вожделения.

Я стала обостренно чувствовать холод. Стоило мне одеться чуть более легко, чем того требует состояние «жарко», как у меня начинали пронзительно болеть соски. По силе эта боль вполне могла соперничать с зубной, и однажды, когда я, не надев лишнего свитера, спустилась в киоск за едой и провела пару минут в прохладной атмосфере университетского холла, по возвращении домой мне пришлось упасть на колени перед батареей и уткнуться грудью в ее горячие ребра. На работе такие моменты боли приходилось просто пережидать, цепенея и жестоко борясь со стоящим в горле стоном.

Вечерами я пристально рассматривала в зеркале свой живот. Ничего еще не было заметно, но я отдавала себе отчет в том, что внутри меня мина замедленного действия. Впрочем, действовать она уже начинала.

Первым, чего я лишилась по вине ребенка, была пантомима. Сначала я не появлялась там, чтобы не встретиться с Антоном, но потом, случайно столкнувшись в университете с кем-то из группы, узнала, что Антон тоже перестал туда ходить (видимо, по той же причине). Тогда я пришла на следующее занятие. А там меня поджидал сюрприз, гораздо более жестокий, чем встреча с бывшим возлюбленным: я впервые почувствовала себя физически неполноценной.

Нет, я по-прежнему могла выполнять большинство упражнений. Но после разминки мы начали работать над номером, и я не смогла, как того требовалось, вкладывать в движения всю себя. Я двигалась до омерзения томно и размеренно и напоминала себе непрофессионального халявщика, решившего пробежаться трусцой во время олимпийского марафона. Руководитель не делал замечаний, но наблюдал за мной довольно недоуменно.

Я думала о том, что, наверное, могла бы все ему объяснить. Конечно, он не стал бы мучить меня нагрузками, а предложил бы заниматься в индивидуальном, расслабленном режиме. Я не участвовала бы в номере, а просто физкультурничала в свое удовольствие… Чудесная картина! Вся группа занимается пантомимой, одна Инна занимается собой, потому что больше ни на что не способна. Почему ни на что не способна? Да потому что беременна. Ах беременна! Тут в глазах у любого должно мелькнуть уважительное сочувствие: «беременна» – это ведь то же самое, что «тяжело больна». Теперь понятно, почему она остается здесь, не будучи полноправным членом группы, – из милосердия!

– Инна, ты не заболела? – осведомился наконец руководитель. Он задал вопрос деликатно, чуть ли не на ухо.

– Нет, – железным тоном ответила я и перестала ходить на пантомиму.

Я не преувеличу, если скажу, что чувствовала себя, как человек на лодке в океане: мне плохо, меня куда-то несет, и остается только гадать, куда и чем это кончится. Чтобы получить хоть какое-то представление о происходящем, я начала покупать всевозможные журналы для матерей, обзавелась увесистым томом доктора Спока и еще какой-то западной книгой о беременности и родах (при покупке меня привлекли цветные иллюстрации с изображением развивающегося плода). Благодаря журнальному винегрету я выяснила примерно следующее:

– Ребенок – это источник бесконечной радости для тебя и для окружающих.

– Основная детская проблема – это любовь в детсадовском возрасте.

– Основная родительская проблема – не медлить, скупая рекламируемые в журналах товары.

Книги были несколько более конкретны. Благодаря им я узнала, что:

– Роды – это естественный процесс, иногда сопровождающийся болезненными ощущениями (впрочем, их можно избежать при правильном дыхании).

– Кормление грудью – это не менее естественный процесс, а если вы от него отказываетесь, то ребенок вырастает аллергиком, астматиком, диабетиком (хорошо, что не сифилитиком!) и всю жизнь не может установить с вами контакт.

– Роддом – это такое место, куда нужно ехать с бутылкой шампанского и видеокамерой (чтобы отпраздновать роды с медперсоналом и увековечить появление головки плода).

Сверх того я получила кипу полезных советов на каждый день, например такой:

– Побалуйте себя салатом с большим содержанием кальция: 1 кружок капусты – разновидность с юга США, 1½ ложки патоки, 2 свежих кукурузных початка, 10 сушеных фиг.

Действительно, почему бы не побаловаться?

Журналы я вскоре покупать перестала, но им удалось оставить во мне неприятный осадок: оказывается, я еще что-то должна этому ребенку! То-то и то-то есть, так-то и так-то двигаться, а главное, я должна не… список «не» был неисчерпаемым.