Краткий китайско-английский словарь любовников - Го Сяолу Страница 31

Мы говорим, потом иногда слова останавливаются, просто слушаем.

В конце концов в окне возникает солнце.

— Подъезжаем, — говорит Клаус.

Боже, у Берлина тяжелый цвет и большие квадратные дома. Как в Пекине.

— Где ты остановишься? — спрашивает он.

— Не знаю, может быть, в молодежном отеле YMCA, [10]потому что у меня есть на него скидка от моего европейского железнодорожного билета, — я показываю ему билет.

— Один такой отель находится совсем рядом с моим домом. Могу проводить тебя туда, если хочешь.

— Очень любезно с твоей стороны. Пожалуйста. Я здесь ничего не знаю.

— Отлично, — говорит он и снимает свой багаж с полки над нашими головами.

Я беру свой рюкзак и иду за ним, как слепая.

Ранний утренний воздух холоден, как будто наступает осень. Иногда по улице бесцельно проходят один-два старика в длинных плащах и с сигаретами в зубах. Шоссе идет по мосту. У моста сосисочная, множество больших мужчин стоят в очереди, чтобы добыть горячую сосиску. Боже, они едят на утро только одни сосиски! Это даже хуже, чем английский завтрак. Утренний ветерок освежает мои мозги и мое маленькое тело. Это город, в душе которого есть нечто поистине тяжелое и серьезное. Это город, в истории которого были большие войны. Я ощущаю, что этот город создан для мужчинов, политики и дисциплины. Как Пекин.

Потом я вижу флаг, развивающийся на верхушке монументального здания на большой площади. Три полосы: черная, красная, желтая. Я спрашиваю Клауса:

— Это флаг твоей страны?

Он удивлен:

— Ты ничего не знаешь о политике?

Я признаю:

— Да, увы. Никогда не разбиралась в политике. Столько разных флагов, они сбивают меня с толку.

Он смеется:

— Но ты ведь из Китая. Это же такая политизированная страна!

Может быть, он прав. Этот человек, похоже, знает мир очень хорошо.

— Так это немецкий флаг?

— Да. Он самый.

Я смотрю на флаг, на эти полосы: черную, красную, желтую, и спрашиваю:

— Почему черная полоса наверху флага? Это выглядит так опасно!

Он снова смеется, но потом замолкает, поднимает голову и тоже смотрит на флаг. Может быть, он думает, что я не так уж и глупа.

Черная полоса могущественно и тяжело развивается наверху, и я чувствую себя немного испуганной. В разумном дизайне черная полоса должна быть внизу, иначе… иначе она может принести неудачу. Может причинить несчастье всей стране.

Насколько я помню, есть еще одна страна с черной полосой на флаге — Афганистан. Но даже Афганистан поместил ее внизу, а не наверху.

Я смотрю вверх на солнце сквозь флаг, и флаг похож на темное пятно на солнце.

Через Александерплац мы направляемся на восток Берлина. Я следую за ним, как слепой за своей палкой. Семь часов утра. Мы стоим перед отелем. Дверь еще закрыта. Мы звоним. Человек с заспанными глазами открывает дверь и говорит, что до вечера в отеле нет свободных мест.

Мы уходим, таща вещи. Стоя посредине улицы, Клаус говорит, что если я хочу, то могу пойти в его квартиру. Она очень близко.

— Хорошо, — говорю я.

Клаусова квартира очень чистая. Белые стены, двуспальная постель с голубым бельем, голый деревянный пол без ковра, ванная с белым кафелем, маленькая чистая кухня со всем, что нужно, письменный стол и кожаный стул, деревянный шкаф и книжные полки. Вот и все.

В ванной нет ни женской косметики, ни духов. Нигде никаких признаков женского присутствия.

Клаус готовит кофе в кофейнике на маленькой кухне. Потом открывает холодильник и говорит, что молока нет. Мы пьем кофе, он кладет в него сахар. Я не хочу сахара. В холодильнике я вижу только кусок грустного масла и два скучных яйца. Он говорит, что уедет из Берлина в следующем году, когда начнет работать дипломатом. Берет ручку и пишет адрес квартиры и название ближайшей станции метро. Дает мне и говорит:

— Не заблудись.

Потом он открывает платяной шкаф и переодевает верхнюю одежду. В шкафу не меньше двадцати рубашек разных цветов и десяти галстуков. Кажется, все они выглажены как следует. Кто их гладил? Клаус надевает серебристо-серый костюм и темно-красный галстук.

— Можешь оставить свои вещи здесь и спокойно побродить по Берлину. Я вернусь с работы вечером.

— Да, да, да, спасибо! — говорю я ему, Клаусу. Похоже, он милый человек, безобидный и теплый. Ему можно доверять. Мы идем вместе до автобусной остановки. Там ждут еще несколько служащих в костюмах и с черными кожаными портфелями. Немедленно приходит автобус. Клаус целует меня в щеку и говорит: до вечера. Получается так естественно, как в западном ТВ: каждое утро муж, уходя на работу, говорит жене до свидания. Я смотрю, как он уезжает вместе с автобусом. У меня к нему странное чувство.

И вот я одна брожу по Берлину. Я чувствую себя беззащитной. Ничто в этом городе меня не волнует. Я не чувствую к нему ни любви, ни ненависти, ничего.

Что мне следует знать о Германии? Стена? Социализм? Вторая мировая война? Фашизм? Почему фашисты ненавидели евреев? Почему они устроили Аушвиц не в своей собственной стране? В китайском учебнике истории немного говорилось о Германии, но очень непонятно.

Я знаю только, что у них есть сосиски, сосиски разного вкуса, продающиеся под мостом. Люди едят эти сосиски на улице деревянной палочкой. Этим утром я видела, как очень благородно выглядящий человек стоял перед сосисочной, ел сосиску, покрытую томатным соусом, и держал под мышкой папку с документами. Вот мое понимание Берлина.

Он очень напоминает мне Пекин. Город квадратов. Длинные прямые улицы, ни вправо, ни влево. Чтобы построить такой город, нужен диктатор вроде председателя Мао. Но, конечно, этот город выглядит гораздо старше Пекина. Большие здания в Пекине не старше пятнадцати лет — или, скорее, пятнадцати дней. Большинство деревьев на пекинских улицах — новые, их посадили, наверное, не больше пяти лет назад. Истории в Пекине больше нет — только пустой Запретный Город, чтобы туристы могли фотографироваться.

Я снова прохожу мимо той сосисочной под мостом. От еды идет пар. Пахнет вкусно и соблазняет меня тоже съесть сосиску-другую. Я даю продавцу три евро, и он любезно вручает мне большую пачку горячих сосисок с зеленой горчицей и красным соусом сбоку. Выглядит точь-в-точь как кучка дерьма. Но на вкус вкусно.

Мое тело в Берлине, но сердце осталось в Лондоне, осталось с тобой. Я не чувствую себя целой. Все, что я хочу — найти какое-нибудь Интернет-кафе, откуда можно послать электронное письмо. Не могу перестать думать о тебе.