Рад, почти счастлив... - Ольга Покровская Страница 31

– И что она?

– Огрызнулась, как всегда. Я тут подумал… наверно, не всем нужен досуг? Некоторые его не хотят. Вот она, например, предпочитает пахать весь день, терпеть нервотрёпку, не видеть ребёнка, зато – «я могу», «я сама»! Ведь это глупо, правда? Но вообще-то, её дела поправляются. У неё есть жених. Не знаю, почему они всё никак не переедут… Вот переедут, и никому в голову не придёт вспомнить, что уже пять лет, как мы с Максом вместе! – вдруг нахмурился он. – Его просто увезут и всё!

– А какие у неё стали рыжие волосы! – припоминая, сказала Ольга Николаевна. – И совершенно прямые. Надо же – так странно поседеть! Но с чёрным пальто хорошо.

– Мне кажется, мама, – вдруг с сердцем прибавил Иван, – где-то у неё какой-то сильный спазм. Мне так кажется.

– Ах вот как? А я-то думала – железная девица!

– Ну что ты! Конечно, нет. Из неё должны вылиться тонны слёз, прежде чем она сможет жить, как человек. Ты понимаешь – у неё несчастливая натура, как и у меня. Такой обмен веществ, при котором многое идёт в слёзы.

– И как же это лечится?

– Наверно, как и все не смертельные болезни, – предположил Иван. – Любовью, участием, постоянным, в больших количествах. По голове гладить…

– И что же ты, собрался помочь?

Иван пожал плечами.

* * *

Какие же они наивные обыватели! – думала Ольга Николаевна, проснувшись следующим утром. – Ищут в уюте дома свидетельства тому, что и мир уютен. В удобном кресле видят надежду, что и с вечностью можно поладить. А в действительности, всё так одиноко и жёстко!

После Олиного визита она вдруг испугалась будущего. Ей пригрезилась пустая квартира, ненужная старость. Сын женится, родители умрут. Права эта Оля! Единственный выход – надеяться на себя.

И Ольга Николаевна принялась возводить укрепления. Прежде всего, она решила возобновить своё австрийское утро с кофе и «позитивной» книжкой. Ей хорошо был знаком этот нищий паёк, разгоняющий одиночество, созидающий видимость смысла. Штук пять таких психологических книжек, обучающих планированию и оптимизму, она привезла с собой. Если читать по главе за утро – хватит на пару месяцев.

Следующим спасательным мероприятием, предпринятым ею, стал поиск дела. Ольга Николаевна зашла в Интернет и разослала резюме. Ей хотелось работы международной и благородной, где пригодится её владение языками – желательно, не на бумаге, а в жизни. «Хорошо бы сколько-то денег, – думалось ей. – Но главное, чтобы был смысл!»

За занятием этим в один из зимних счастливых дней Иван застал свою маму и растерялся.

– Что ты делаешь? – спросил он, вчитываясь в экран. – Зачем тебе?

– Твоя Оля права! – бодро отозвалась мама. – Надо работать, общаться, надо надеяться на себя, а не виснуть на близких!

Иван плюхнулся на диван, поодаль компьютера, и почувствовал горе. Выходило, несмотря на все их прогулки и ужины, мама осталась одна. Всё, что он придумывал для неё, не годилось, всё было ей мало или велико, или не в тон.

– Что ты говоришь, мама! – наконец, произнёс он. – Зачем тебе надеяться на себя? Надейся на меня, на бабушку с дедушкой!

– Куда уж на них! – усмехнулась мама.

– Конечно! – сказал Иван. – Пока они есть – на них! А на себя надеяться – это что? Одно горе! Оля на себя надеется – и что? Сплошная колючая тоска!

– Ну а ты, не на себя разве?

– Нет, конечно! Я надеюсь на тебя, на бабушку с дедушкой, на Костю, да вот – на Олю с Максом. На Бога надеюсь.

– Далеко ж ты продвинулся со своими надеждами! – заметила Ольга Николаевна. – А вот я уже, смотри, кое-что нашла! – и она торжествующе протянула ему свежий лист из принтера.

– Конечно, это не совсем то. Я бы хотела что-нибудь международное, благотворительное. Какой-нибудь фонд. Всё-таки в моём возрасте уже хочется самоуважения, понимания, что действуешь во благо.

– А мне всё кажется – ты такая юная, мама! – улыбнулся Иван, разглядывая бумагу с вакансией. – Намного моложе меня. – Ты мне только скажи, зачем тебе какая-то посторонняя благотворительность, когда у тебя есть свои личные старики?

– Это разные вещи! – возразила мама горячо. – Человек должен действовать по велению сердца, а не согласно долговым оковам. Ты когда-нибудь задумывался, какой свободы, какой настоящей любви ты себя лишил, усевшись здесь со своим долгом?

– Я задумывался, мама, – произнёс Иван, поднимая взгляд от текста. Какой-то разгон мелькнул в его глазах. Ольга Николаевна пожалела, что спросила. – Задумывался, да, но только потому, что я человек, и меня мучит жажда жизни. А что касается меня лично, так я на эту жажду плевал! Я вполне могу обуздать её бредовые требования, – говорил он, расходясь понемногу. – Вот этой жалости об упущенных возможностях у меня нет, понимаешь? То, что я тут с бабушкой и дедушкой, а они со мной – это большое свершение, из тех, ради которых и затевается жизнь человека! Это ничуть не меньше творческой реализации, или там удачной любви. Это то, с чем я буду перед Богом. Или ты думаешь, человеку на смертном одре приятней осознавать, что он успешно руководил предприятием по производству идиотизма? Или, что трижды пережил истинную страсть и оставил три пепелища? По-твоему, мы здесь для того, чтобы множить пепел? – тут он встал с дивана и, не закрыв программу, одним щелчком выключил компьютер. Экран погас. Ольга Николаевна чуть-чуть отшатнулась к двери.

– А этих людей, которые шагают по головам, так я вообще не хочу их знать! – Иван схватил со стола мамин бокал с минералкой (Ольга Николаевна зажмурилась) и полил кактус. – Этих внуков, в которых души не чаяли, а они звонят раз в месяц, потому что у них своя жизнь! – обернулся он к маме. – Какая своя? Чья своя? Что же, и не Богова?

Слова получились решительные, жест смешной. Иван умолк – как будто, вдруг отлетев, с высоты взглянул на свою громкую реплику. Он тихо подвинул кресло и сел за компьютер восстанавливать сброшенные данные.

Ольга Николаевна приблизилась и похлопала его по плечу.

– Ну-ну! Не переживай! – сказала она. – Я как раз хотела выяснить, так ли ты свят, как кажешься? И теперь вижу – конечно, свят, свят! Аминь!

Иван не то чтобы переживал, но молча дивился своему припадку. Маме грустно, трудно, у неё нет мужа, нет дела. Она не молода. А сын лезет к ней с моралью! Разве мораль он ей обещал? Нет, обещал помощь.

Достаточно раскаявшись, он решил подойти к вопросу конструктивно и задумался: где взять дело? Такое, чтоб удовлетворить мамино социальное чувство и потребность в поклонниках.

Иван думал долго и ровным счётом ничего путного не приходило ему в голову. Тогда он отчаялся и позвонил Косте.

– Ну ты даёшь! – искренне негодовал Костя. – Выходные – это же самое жаркое время! А на следующей неделе вообще завал! Ладно! – решительно произнёс он. – На завтрак я, пожалуй, зайду.

И Костя зашёл на завтрак. Он был весел, свеж, тороплив. Смотал с горла шарф, растёр закоченелые руки, и, измерив Ольгу Николаевну опытным девятнадцатилетним взглядом, к радости Ивана, взял её под свое покровительство.