Квантовая теория любви - Дэнни Шейнман Страница 31

Паулина отталкивает Леонта.

Да что вы, государь! Остановитесь!

Ведь краска на губах ее свежа.

Вы можете гармонию нарушить.

Уж лучше я задерну.

Но Леонт не в силах сдвинуться с места. Наконец он протягивает руку и касается ее лица.

О, теплая! Пусть это волшебство.

Ему я верю, как самой природе.

В голосе его такая нежность и такая тоска, что Лео не в силах сдержать рыданий. Именно эта сцена каждую ночь разворачивается перед его глазами. Вцепившись в руку Ханны, он сжал ее, словно альпинист, потерявший точку опоры и готовый вот-вот сорваться в пропасть.

— Прости меня. Я такая дура. Мне и в голову не пришло, — пробормотала Ханна.

Лео сделал глубокий вдох, стараясь вернуть самообладание.

— Ничего страшного. Мне на пользу.

Молодой капельдинер попросил их покинуть зал.

В квартиру Чарли они возвращались в молчании. Ханне вспомнилось, как в детстве она нашла в саду под деревом отчаянно пищащего птенца со сломанным крылом. В ее руках он был так хрупок и беззащитен, его крохотное сердечко так испуганно билось… Схожую беспомощность она ощущала сейчас в Лео. Птенца Ханна отнесла матери, та аккуратно наложила на крыло лубок, и через пару недель малыша выходили. Позже ей пришлось ухаживать за матерью, у которой обнаружили рак, и за маленьким братом Эдом. Десятилетняя девочка выбивалась из сил, но ее старания оказались напрасны. Мама быстро угасала, и однажды отец, плотно закрыв дверь спальни, шепотом сказал, что мама умерла. Во время сцены, когда Гермиона обнимает свою пропавшую без вести и вновь обретенную дочь Пердиту, Ханну пронзила грусть о рано покинувшей ее матери.

Лео заварил чай, в холодильнике нашлось миндальное пирожное. Ханна сидела рядом с Лео на диване, рассматривала фотографии, слушала рассказ о том, что приключилось с ними в Южной Америке. Когда надо, она умеет слушать, пусть даже история ей уже не в новинку.

Наконец Лео замолчал.

Они смотрели друг на друга.

Ханна перевела взгляд на нетронутое пирожное.

Недели через две после того, как птичку отпустили на свободу, Ханна, придя из школы, обнаружила на столе огромный торт в форме бабочки.

Мама села рядом с ней, отрезала кусок и сказала:

— Мне надо поговорить с тобой, солнышко.

Ханна в тот день пропустила школьный завтрак и потому жадно набросилась на торт. И, пока она ела, мама рассказала, что у нее рак.

— А можно еще кусочек? — вот что сказала Ханна в ответ.

С тех пор Ханна не любит пирожные и торты, они связаны для нее со смертью.

Ханне вдруг стало жарко, ей захотелось остаться одной. Она резко встала, схватила куртку, секунды три медлила, не глядя на Лео, словно собиралась что-то сказать, но затем стремительно вышла.

Для Лео эти три секунды невысказанности были наполнены скрытым смыслом.

Что означало это молчание, о чем она хотела сказать и не смогла? Почему не смотрела на него? Нет, наоборот, она сперва отвела взгляд, а потом покраснела. И почему столь поспешно убежала, даже не поцеловала его на прощанье? Странно. Наверное, поцелуй в ее глазах вдруг перестал быть просто данью вежливости. Уж не влюбилась ли Ханна в него? А вдруг это давнее тайное чувство? Три месяца прошло, как умерла Элени. А они были подруги. Хватит ли теперь у Ханны духу признаться в своем чувстве? Наверное, нет. Что ж, с ней все ясно.

Впервые со дня смерти Элени Лео дал волю фантазии. А каково это будет, завести себе другую? Ханна — яркая девушка, остроумная и вместе с тем добросердечная, и все равно невозможно представить себя с ней. Они такие разные, как сама Ханна сказала. У него все через край, а она старается ни о чем всерьез не задумываться. Кроме того, в его сердце просто нет свободного места. Ну да, он жаждет теплоты и привязанности, но не любви. А интрижка без любви — это низость.

Лео понимал, что не влюблен в Ханну. Но получается, она влюблена в него! Часто шутит невпопад, готова часами выслушивать его излияния, никогда не говорит о себе. Она ни разу даже не намекнула о своих чувствах. Но и это Лео интерпретировал как верный признак. И что делать с этим? Он жалел девушку: невысказанная любовь — тяжкое бремя.

Лео был растерян. Ее нераскрытую любовь он невольно сравнивал со своей. Элени столь же недоступна для него, как он — для Ханны. Может, поговорить по душам, тогда ей станет легче?

Он пригласил Ханну на ужин, попросив Чарли оставить их наедине, навел порядок в квартире, сложил диван, чтобы на нем можно было нормально сидеть, перетащил стол из кухни в комнату, купил цветы и свечи и замариновал куриные грудки. Осталось только положить курицу в глиняный горшок, добавить овощи и поставить томиться на огонь. И выпить бокал-другой вина для настроения.

— Ого! — воскликнула Ханна, входя. — Я-то думала, что ты, как всегда, сервируешь в кухне рыбные палочки. У тебя сегодня день рождения, а я забыла?

— Нет у меня сегодня дня рождения. Ханна, я только хотел тебя поблагодарить за дружеское ко мне отношение.

Ханна выглядела тронутой. Лео протянул ей бокал с вином, но она отказалась. Лео же выпил и тут же налил себе снова.

Разговор развивался ни шатко ни валко. Ханна была явно не расположена к задушевным беседам. Лео откупорил вторую бутылку. Надо дождаться нужного момента и раскрыть карты. А для затравки можно спросить, о чем бы она хотела поговорить или даже на кого положила глаз. А может, познакомилась с кем?

Но Ханна отвечала односложно.

А если без обиняков?

Лео сварил кофе.

— Слушай, Ханна, ты мною увлечена?

— Что?

— Если да, то это здорово. Я понимаю, почему ты не хочешь об этом говорить. Все-таки со смерти Элени прошло совсем немного, и ты ее подруга. Но ведь это все… условности. Все может выйти наружу совершенно неожиданно… вдруг захочется выговориться… я все пойму, я готов. С тобой я могу говорить обо всем. О чем только захочешь.

— Но я вовсе не увлечена тобой.

— Послушай, я не обижусь. И не расстроюсь. Да, я люблю Элени… но ты мне тоже нравишься.

Ханна неуверенно рассмеялась.

— Чего ты добиваешься?

— Я ничего не добиваюсь. Просто хочу сыграть в открытую. Не надо ничего друг от друга скрывать. Нам же будет лучше.

— С чего ты взял, что я по тебе сохну?

— Ох, Ханна, прекрати. Сама знаешь с чего. Это очевидно.

— Не понимаю, о чем ты.

— Краснеешь, убегаешь ни с того ни с сего. Давай, колись. Я только «за». Вот видишь, ты опять.

— Что опять?

— Краснеешь.

— Правда? Так ты меня смутил.