ИнтерКыся. Дорога к "звездам" - Владимир Кунин Страница 31

Водила тут же вывернул руль вправо, вернулся в свой ряд и, глядя теперь только вперед, жестко повторил уже даже без намека на вопросительную интонацию:

— БАРМЕН...

И физиономия Водилы застыла с неподвижным, жутковатым и беспощадным выражением лица рабочего из скульптуры «Булыжник — оружие пролетариата». Я когда-то про такие скульптуры видел целую передачу по телевизору...

* * *

На подъезде к Ганноверу мой Водила знал уже все!

Последние полчаса, видимо, на нервной почве, а попросту говоря, на обоюдном вздрюче, наш телепатический Контакт, по доктору Шелдрейсу, превратился в быстрый диалог двоих, понимающих друг друга не только «с полуслова», но и «с полувзгляда».

Так мы с Водилой в жилу настроились на одну волну! О чем этот симпатяга Ричард Шелдрейс даже и мечтать не мог в своей Англии. Он и не подозревал, что два обыкновенных, беспородных русских — Я и Водила — настолько расширят границы его теории.

— На чем этот убивец должен за нами ехать? — спрашивал Водила и внимательно поглядывал по сторонам и в оба зеркала.

«Микроавтобус „тойота“ с мюнхенскими номерами — „М-СН“...»

— По-ихнему это «М-ЦеХа». А цифры запомнил?

«Нет. С цифрами у меня с детства заморочки...»

— Ну ты даешь, Кыся... Цифры же — самое главное! Что еще говорил Бармен?

«Что это его последнее дело. Потом он уходит на покой».

— Покой я ему, суке, гарантирую. А кто из двоих должен меня на тот свет отправить?

«Или Лысый, или тот — из „тойоты“. Но тогда и Лысого с тобой вместе».

— Ага... А они ху-ху не хо-хо? Бляди!

«Как только они перегрузят кокаин — ты им больше не нужен...»

— Я им уже не нужен, Кыся. Перевез «дурь» через границу — и ладушки... Когда в деле корячатся такие бешеные бабки и торчат такие крупные фигуры, как говорил Бармен, — кто же меня в живых оставит? Так что ты, Кыся, если что начнется — не высовывайся. Я и сам справлюсь...

«Дурак ты, Водила! Мы с Шурой никогда своих не закладывали! Учти, те оба с оружием...»

— Хер я положил на их оружие. Не боись, Кыся, — прорвемся. И еще шороху наделаем. И на ночевку в Нюрнберге пусть они не рассчитывают. Сейчас в Ганновере пообедаем с тобой, заправимся под завязку и почешем мимо Нюрнберга с песнями аж до Мюнхена. По дороге они с нами ни хрена не сделают. А там поглядим...

«Сколько мы уже от Киля проехали?» — спросил я.

— Километров двести пятьдесят. А что?

«А до Мюнхена еще далеко?»

— Примерно шестьсот с небольшим. Тебе-то это зачем?

«Устанешь так, что они нас голыми руками возьмут...»

— Не смеши меня, Кыся. Когда я работал на внутрисоюзных рейсах — я по полторы тыщи верст без сменщика и без отдыха шуровал по нашим советским колдоёбинам и выёбинам. И на чем?! На стошестидесятисильной «шкоде» с рефрижератором!.. А у нас с тобой почти четыре сотни лошадей вот под этим шведским капотом. И дорожка — лабораторная... Об чем ты, Кыся! Как говорят в Одессе — мне с вас смешно.

«Ты тогда был моложе...»

— Зато сейчас я умнее. Гляди, Кыся, как эта лайба ходит! — И Водила пошел на обгон грузовика Лысого. Я вообще-то ни хрена не понимаю в вождении автомобиля, но, по-моему, Водила это делал мастерски!

Ах, как я в эту секунду пожалел, что с нами нет Шуры Плоткина! Во-первых, потому, что ВТРОЕМ мы наверняка бы нашли выход из создавшегося положения. А во-вторых, мне бы так хотелось, чтобы Шура увидел меня сейчас — мчащегося по роскошному германскому автобану в замечательном огромном шведском грузовике, запросто и на равных болтающего с Водилой этого грузовика, который вполне мог бы стать Шуриным приятелем...

Но еще больше я пожалел, что рядом с нами нет Шуры, когда мы остановились на обед и заправку под Ганновером!

Он же никогда не видел таких автозаправочных станций... Где, кроме бензина и дизельного топлива, Шура мог бы купить себе всё, что взбрело бы ему в голову — от немецкой бутылки водки с милым названием «Ельцин», и американской шапочки с большим козырьком и надписью «Я люблю Нью-Йорк» — до автомобильного аккумулятора и шин любого размера.

Здесь же Шура мог бы сходить в неправдоподобно чистенький туалет без запахов мочи и кала; принять горячий душ; пообедать в очень красивом ресторане или (как мы с Водилой и Лысым) в столовой самообслуживания с невероятно аппетитной жратвой; тут же Шура мог бы снять уютную комнатку с ванной в мотеле и переночевать под телевизор с двадцатью шестью программами из Германии, Австрии, Америки, Англии, Франции, Италии и даже Турции, как сказал мне Водила.

Вот что увидел я, и чего никогда, к сожалению, не видел Мой Шура Плоткин. Подозреваю, что и я все это увидел из-за экстремальности ситуации.

Как говорится — не было бы счастья, да несчастье помогло: приехав на эту заправку, Водила не оставил меня в кабине, а посадил в сумку, ремень перекинул через плечо и потащил меня по всему этому сказочному придорожному раю, приговаривая тихо:

— А хер их знает, может, они захотят взорвать нашу машину?.. Сейчас это очень даже модно. Мало ли что им в башку встрянет... Так что давай-ка, Кыся, порознь не гулять. Куда я, туда и ты. О’кей? С этой минуты мы оба на военном положении — только вместе! Приказ понял?

Я чего-то муркнул ему в ответ, и Водила добавил:

— А кроме всего, это тебе и поглядеть полезно. Такого у нас в России, к сожалению, еще лет сто не увидишь. А в Германии — на каждом шагу. Это их сильная сторона...

То, что такие автозаправочные станции не просто «сильная», а ОЧЕНЬ сильная сторона немцев, я убедился, когда при входе в столовую вдруг увидел две пластмассовые миски на низких подставках. В одной миске были навалены аккуратненькие кубики тушеного мяса с какой-то пахучей подливкой, а в другой — чистая, свежая вода.

Сверху, над мисками, было написано — «Хунде-Бар», что по-нашему, оказывается, —«Собачий Бар»! Так мне перевел Водила и объяснил, что проезжающие мимо Собаки могут тут бесплатно перекусить и утолить жажду.

— Лопай, Кыся. Халява, — сказал мне Водила и поставил сумку со мной прямо у мисок.

Не вылезая из сумки, я немного попил воды, а мясо есть не стал из-за подливы. Хека у них в этом «Хунде-Баре», конечно, не было. Их халява о нашем хеке даже представления не имела...

Но несмотря на подливу, несмотря на то, что само название «Хунде-Бар» для меня звучало несколько оскорбительно: можно было вспомнить не только о Собаках, но и о Котах, разъезжающих по германским дорогам, — сама идея создания такой кормушки показалась мне просто превосходной!

Лысый в Германии был всего второй раз, языка не знал ни словечка и поэтому не отставал от нас ни на шаг. А может, быть, и не только поэтому. Может, ему хотелось найти наиболее подходящий момент, чтобы поговорить с Водилой насчет кокаина, предложить ему те пять тысяч долларов и договориться насчет возможности перегрузки той «фанеры» в «тойоту», которой, кстати, почему-то все не было и не было...