Большая армянская свадьба - Эмилия Прыткина Страница 31

– Надо пыль вытереть. Похоже, ее сто лет не вытирали.

– Я вытирала вчера вечером, – пытаясь сохранять спокойствие, ответила Рузанна и с остервенением ударила по мясу.

– А я говорю, что там пыльно. Где тряпка? – заохала бабушка и побежала в комнату.

– Она сегодня решила поиграть в свекровь? – спросила Аннушка, заглядывая с балкона на кухню.

– Видимо, да, – вздохнула Рузанна. – Сдался ей этот чертов кололак, приготовили бы шашлык, и все. Нет, надо поднять всех на уши и устроить тарарам. Сама же два раза ударила и бегает теперь, командует, а я тут отдувайся.

– Так что такое кололак? – спросила Арусяк у Рузанны.

– Это мясное блюдо. Отбиваешь мясо до состояния каши, потом добавляешь яйцо, коньяк, снова отбиваешь, делаешь шарики и отвариваешь их в кипящей воде. Потом подаешь с топленым маслом. Вкусно очень, но ведь возни сколько, пока это мясо отобьешь!

– А прокрутить в мясорубке нельзя? – поинтересовалась Арусяк, представив, сколько сил и времени нужно потратить для того, чтобы отбить такой кусок мяса.

– Кто там про мясорубки говорил? Какие мясорубки? Вы мне хотите кололак испортить? Перед гостями опозорить? – закричала бабушка, ворвавшись на кухню. – Если вам лень, давайте я буду делать. А вам, – она повернулась в сторону Аннушки, – потом стыдно будет, что две молодые и здоровые невестки заставили старую больную женщину работать!

– А никто и не заставлял, – флегматично ответила Аннушка.

– Эх, – покачала головой бабушка, выхватила молоток из рук невестки и стала бить по мясу.

– Аня, Рузанна, вы бы помогли маме, – возмутился Петр, смотря, как Арусяк-старшая с молотком в руке прыгает вокруг мяса.

– Да нет, не надо, сынок, я сама, я сама, – заохала бабушка, присела на стул и принялась стучать молотком по мясу еще энергичнее.

– Ну-ну, – покачала головой Аннушка и ушла. Петр поплелся следом.

Рузанна исподлобья покосилась на свекровь, села рядом с Арусяк и стала выяснять, модно ли нынче носить вечернее платье с кроссовками.

– Нет, – ответила Арусяк.

– А что модно? – не унималась та.

Решив, что «смешение стилей» Рузанне не освоить никогда, Арусяк вздохнула и предложила тетке, возжелавшей вдруг стать самой модной в микрорайоне Эребуни, попробовать себя в стиле «унисекс». Рузанна всплеснула руками и приготовилась внимательно слушать. Однако вскоре выяснилось, что стиль «унисекс» Рузанне не подходит никак, поскольку предполагает ношение брюк, что Рузанне строго-настрого запрещалось лютой свекровью.

– Тогда буду смешивать дальше, – вздохнула Рузанна и побежала в свою комнату перебирать вещи в шифоньере.

Арусяк-старшая, увидев, что никто из невесток не горит желанием помочь ей в приготовлении кололака, фыркнула, вытерла руки и пошла на балкон к внучке – заниматься вещами более важными, а именно – подготовкой Арусяк-младшей к встрече с будущим мужем. Плюхнувшись в кресло, бабка с минуту смотрела на свои руки, потом перевела взгляд на внучку и елейным голоском начала рассказывать о том, какой следует быть настоящей армянской девушке в день знакомства. Бедная Арусяк, которая хотела только одного – чтобы поскорее прекратилась головная боль, сделала серьезное лицо и приготовилась слушать бабушку.

Как и все Мурадяны, бабка была многословна и добрых минут сорок рассказывала внучке о том, как они познакомились с ее дедом, как они переехали жить в Ереван, как она растила-воспитывала-женила своих детей. Вдоволь насладившись воспоминаниями, бабка перешла к самому главному: обучению Арусяк приличному поведению. Арусяк слушала и кивала. Через час с балкона вышла не Арусяк Петровна Мурадян, которая выросла в городе Харькове, вдалеке от армянских традиций, а девушка, которая всю свою сознательную жизнь провела в отдаленной сельской местности Армении и в патриархальной армянской семье.

Из рассказов бабушки Арусяк узнала много интересного: в частности, то, что за столом надо сидеть тихо, по возможности краснеть и изредка глупо улыбаться – скромно, а не в тридцать два зуба; отвечать следует только тогда, когда тебя спрашивают; ежели будущий жених возжелает уединиться с невестой и поговорить по душам, следует пройти в отведенное для этого место, скромно потупить взор и краснеть так, чтобы у жениха не осталось ни малейшего сомнения в том, что Арусяк есть воплощение невинности и скромности. Если же жених, а главное – его родители оценят добродетели девушки по заслугам и решат, что лучшей партии для их сына не сыскать во всей Армении, ни в коем случае нельзя плясать от радости – нужно покраснеть еще гуще и сказать, что девушке надо подумать. Думать желательно недолго, а то родители жениха могут и отказаться от своих намерений. Особое внимание надо уделить свекрови и стараться всячески ей понравиться, даже если для этого придется соврать, что ты умеешь вышивать крестиком, готовить кололак, стирать и варить кофе одновременно. В конце концов, всем этим премудростям можно научиться со временем, а можно и не учиться, главное – убедить ее, что ты все это умеешь.

– Про свадьбу я тебе потом расскажу, рано пока, пойду кололак побью, – вздохнула бабка и пошлепала на кухню, бросив на ходу: – Я уж не знаю, что у тебя там, в Харькове, было, но рассказывать все совершенно не обязательно.

– Хорошо, – ответила Арусяк, перевесилась через перила и стала смотреть вниз с балкона, думая над бабушкиными словами.

Вскоре на балкон вошел Петр Мурадян и сообщил дочери, что если сегодня при гостях она вздумает пускать слюни с пузырями и чесаться, как блохастая кошка, то он отвезет ее обратно в Харьков и выдаст замуж за самого распаршивого армянина, по сравнению с которым Акоп Пигливанян покажется ей сказочным принцем.

Арусяк утвердительно кивнула и клятвенно пообещала отцу вести себя прилично.

И пока семейство Мурадянов готовилось к торжественному приему гостей, на другом конце города семейство Авакянов во главе с Суриком, его матерью Вардитер Александровной и женой Кариной суетилось и слезно уговаривало Вачагана, своего единственного отпрыска и радость всей их жизни, вести себя в гостях прилично, не напиваться, на девушку Арусяк нагло не смотреть и о глупостях с ней не разговаривать.

Бари луйс, Вачаган!

Вачаган – аспирант мединститута тридцати лет от роду – внимал родителям и обещал вести себя прилично и поведением своим не смущать прекрасную Арусяк, про которую ему прожужжали все уши. Жениться на Арусяк Вачаган не хотел категорически, поскольку считал сватовство занятием недостойным и глупым и мечтал только об одном – как бы поскорее закончить аспирантуру и смыться в Воронеж, где его поджидала прекрасная возлюбленная.

Екатерина Светлова, которая приехала в Ереван год назад, для обмена драгоценным опытом и укрепления дружбы между армянскими и российскими медиками, укрепила ее настолько, что бедный Вачаган после ее отъезда не находил себе места добрых два месяца, пока Екатерина не позвонила ему и томным голосом не прошептала, что увезла из Еревана не только драгоценный опыт, но и самые что ни на есть нежные чувства к Вачагану. Вачаган, услышав это, облегченно вздохнул и рассказал как на духу, что не проходит и дня, чтобы он не вспоминал свою любимую Катеньку и что готов на следующий же день после окончания аспирантуры примчаться к ней на крыльях любви. Екатерина всхлипнула в трубку и обещала ждать любимого.