Дань саламандре - Марина Палей Страница 31

Настоящий мороз... Он сейчас пробирает меня до мозга костей.

...Она каждый день звонила мне – оттуда, из этого австрийского Майрхофена, куда ездила с сестрой и ее мужем, агентом по продаже недвижимости... Ах, сосульки! на варежках! как в детстве! Чуть не отморозила себе нос: янтарно, ясно, морозно... И, знаешь, лизнула, на спор, металлический поручень подъемника... ну да, немного перед тем выпила... Осторожно там, Арлана... не сломай себе чего, медвежонок... О’кей... постараюсь... А дети не изводят тебя, Арлана? Какие дети? Ну, я прочел, что этот курорт хорош для детей... для начинающих в целом... Нет-нет, дети – где-то отдельно...

Стоп. Холодно. Очень холодно. В тридцатиградусную жару я чувствую на своем затылке ледяной панцирь. Чёрт! Почему? Полностью использована мазь для ноля градусов.

Мазь для нуля градусов использована полностью!

А для минус пятнадцати – даже не тронута...

Эдгар, сохраняй выдержку. Возможно, она честно извела всю мазь для минус пятнадцати. И тюбик выбросила там же. В Майрхофене.

Допустим. Но почему же полностью выжат багровый тюбик? Да, вот этот: «Применять при температурах от 0° до –1° Цельсия»? А что, если... just for fun... посмотреть в подшивке газет – карту погоды на горнолыжных курортах Европы? Да-да – с 20... по 29 декабря 19... года?

Джой, Джой, кис-кис-кис... Хочешь еще валерьянки, Джой? Давай хлебнем? Не хочешь?

Я тоже не хочу... Monsieur Gautier, здесь ли вы еще? Готовы ли снова оказать мне филантропическую услугу?..

Вооооот.

Наконец-то.

Лепнина на потолке пошла хороводом... Уже веселей...

В моей фамильной библиотеке, по периметру, идут полки, расположенные выше стеллажей: они предназначены для газет. Газеты начал собирать еще мой отец. Здесь скопились внушительные подшивки «The Times», стопки «The Sunday Times» – и множество разной прочей накипи на бульоне дней, годной назавтра же разве что для recycling. В целом – сотни пудов бумаги за целые десятилетия.

Это было что-то вроде нервного тика: отец смертельно боялся их выбрасывать. Возможно, ему казалось, что, когда почва затеется ускользнуть у него из-под ног окончательно, он успеет найти спасительное средство в том или ином газетном разделе. Он так и не понял, до последнего своего мгновения, что почва у него из-под ног ушла давным-давно и притом безвозвратно – одновременно с женой, рассудком и желанием жить. Последнее, что хранило ему верность до самой его смерти, был страх.

Сейчас я подвину лестницу чуть вправо, вон к той полке, и залезу под потолок. (Да уж, recycling! Отец оставил тебе, Эдди, своеобразное наследство – и вот... и вот ты, наконец, делаешь малодушную попытку им воспользоваться.) Сейчас полезу на потолок. Есть в этом действии нечто двусмысленное... Словно я претендую на лестницу Иакова... Да уж, Иаков! Вернее вот что: словно я, допившись до белой горячки, вообразил себя мухой...

О, если бы лесенка исчезла! Но нет: она стоит здесь, прямо передо мной, тоже доставшаяся мне от отца. Ей нет износу. Видимо, она переживет и меня. Хорошо, у меня нет детей, которых пережил бы этот ничтожный предмет!

Медленно лезу к потолку: розовотелое отравленное насекомое.

Выше... выше... еще выше...

Как странно здесь...

Как здесь пыльно...

Какой отчужденный вид имеет человеческое жилище при взгляде отсюда!

Мое ли оно, там, внизу?

Было ли моим?

Господи, как здесь бесприютно...

К тому же я голый.

Голый!

Правда, внизу мне, голому, еще бесприютней.

Оставим за скобками кашель, чиханье и прочие рефлекторные реакции нутра, пытающегося защитить себя от превращенного в пыль прошлого. О, если бы так же рьяно чихать могла и душа! О, если бы она могла так же зверски-азартно кашлять! Если бы могла душа – вот так же, в случае необходимости – очищать альвеолы свои от тяжкого праха памяти – и так же, рефлекторно, вбирать в себя свежий, молодой воздух!

Но – увы. Как говорил отец, рано или поздно наступает минута, когда впереди только прошлое, а будущее – позади.

Итак, если верить газетам: на горнолыжном курорте Майрхофен, Австрия, в период с 20 по 29 декабря 19... года действительно стояла температура в пределах от –10° до –12° Цельсия. Температура же около ноля градусов... Температура же около ноля градусов Цельсия... в означенный период наблюдалась... таковая наблюдалась... лишь в центральной Финляндии.

Ну?

Ну и что?

И что это значит?..

Не пей больше, Эдгар.

Стоп!..

Не пить – тщетно.

Мозг работает четко, как стеклорез.

Да, мой мозг – это алмазный стеклорез. Я ничуть не пьян!

И этот мозг отстраненно отмечает: забавен пьяный, абсолютно голый джентльмен, который воинственно нацепил очки (точно его только что обокрали) – и, с умным видом, переключается на сугубо бумажную работу.

Двадцать три часа сорок девять минут.

Еще смешней: голый, абсолютно голый джентльмен снует вверх-вниз по передвижной лестнице.

Стороннему наблюдателю (которым является сам голый джентльмен) сразу становится ясным, что это снование туда-сюда – хорошо продуманный кем-то вид наказания. Не адского, но... «Орля» Мопассана читали? Я читал в подлиннике... Мне кажется – именно я написал эту штуковину...

Летят с полок папки – счета... страховки... контракты... вырезки из газет... Навел порядок, ничего не скажешь... Вот они, счета за телефон... Вот распечатки междугородных разговоров... Никогда в них не заглядывал, просто оплачивал... Лондон, Лондон. Манчестер, вот Норидж, там в последние годы живет мой приятель по колледжу... Ливерпуль, в связи с рекламой стирального порошка... Эдинбург, там у нее сестра... Снова Норидж... Руки мои дрожат, ходят ходуном, выплясывают, как у паркинсоника с солидным клиническим стажем... Снова Лондон, Лондон, Эдинбург, Ливерпуль... Вот он! Вот! Международный код: 00358... Снова... И здесь... Вот, здесь... Снова... И номер, номер...

Всё тот же?

Да. Тот же.

Наиболее здесь частый.

Так. Где это? Какая страна?

Я бросаюсь к телефонной книге. Потолок ускоряет вращение... Не смотреть вверх... Ускоряет вращение пол... ускоряются стены... полки... И, едва я успеваю прочесть против кода 00358 слово «FINLAND», как отчетливо слышу: во входной двери поворачивается ключ.

Глава 7

Финал, каким я его помню

Далее, насколько я помню, речь шла о том, что по телефонному номеру Эдгар вычислил любовника Арланы. Им оказался бельгиец-педофил, скрывавшийся в финском лесу.