Субмарина - Юнас Бенгтсон Страница 31

— Давай, солнышко, сними платье.

Я склоняю голову набок. «Солнышко» сделало свое дело. Так я ее раньше не называл. Она снимает бретельки, и платье спадает на бедра. На ней белый лифчик, темные соски смотрят на нас сквозь тонкую ткань. Я смотрю на Ивана, он поставил какао, не может глаз отвести от груди. Она расстегивает лифчик и роняет его на пол.

— Подойди к ней, Иван.

Он смотрит на меня, я делаю знак, показывающий, что ему можно. Не отводя глаз от груди, он встает перед ней на колени.

— Красивая грудь у нее, как ты считаешь, Иван?

Он отвечает прерывистым голосом, не поворачивая головы:

— Да.

— Хочешь потрогать?

— Да.

— Так давай.

Он медленно поднимает руки, кладет их, как две чаши, на грудь. Держит.

— Сожми их немножко. Они не настолько нежные, как тебе может показаться.

Он робко сжимает.

Я смотрю на огонек сигареты, на огонь, медленно сжирающий бумагу, кольцом охватывающий неплотно набитую сигарету.

Она наклоняется, он берет одну грудь в рот. Нежно посасывает ее. Сначала одну, потом другую.

Воздух в комнате тяжелый, застоявшийся. Я смотрю на свои руки, на грязную повязку на правой руке. Смотрю на Софию, она — на меня.

— Сними остальное…

Она стягивает платье через бедра, оно падает на пол. На ней белые трусики. Почти прозрачные.

Из кармана я достаю презерватив и кидаю его Ивану.

— Потрогай ее между ног.

Тушу сигарету, вытряхиваю из пачки последнюю, закуриваю.

— Проверь, влажная ли она.

Он поднимает руку, медлит, затем проводит рукой у нее между ляжек.

На краткий миг ее глаза распахиваются.

— Ну? Влажная?

Он отвечает так тихо, что нужно напрячься, чтобы услышать.

— Да.

— Тогда настало время снять штаны и тебе.

Он стягивает брюки, я вижу, что он готов.

Встаю, беру со стола женский журнал. Включаю телевизор на полную громкость. Когда я выхожу, они сидят на кровати. Она помогает ему надеть презерватив. Они заняты, на меня не смотрят.

43

Сижу в коридоре, прислонившись спиной к стене. Листаю журнальчик. Читаю о бутике на Эстебро, начавшем импорт вяленой ветчины итальянских черных свиней, и о том, что это, видимо, нечто особенное. Я слышу их, кровать скрипит.

Кладу журнал, прохожу по коридору, спускаюсь по лестнице, одолеваю сто метров до ближайшего магазина. Покупаю сигареты и пиво.

Я не спешу вернуться в комнату. Журнал лежит там, где я его оставил. Прикладываю ухо к двери. Слышна музыкальная заставка к «Военно-полевому госпиталю» [15], больше ни звука. Отступив на шаг, смотрю на закрытую дверь. Хочу открыть, но снова прикладываю голову к двери, удостовериться. Затем стучу. Никто не открывает, и я захожу.

Иван сидит на краю кровати, смотрит под ноги. Он худой и голый, в одних только носках. София лежит на спине, полуукрытая простыней, лицом к стене. Комнату заполняет звук телевизора. Выключаю его. Они оба притихшие, тишина после бури. А чего я ждал? Никто из них на меня даже не глядит. София смотрит в сторону, Иван смотрит вниз. Единственные звуки — телевизор и дыхание Ивана Я подхожу к кровати и поворачиваю голову Софии. Взгляд пустой, глаза распахнуты. Рот раскрыт, язык вывалился. Только теперь я замечаю красные полосы на ее шее. В голову мне ударяет кровь, как когда выжимаешь штангу в сто килограммов. Сердце рвется наружу, и все же я странно спокоен.

— Что ты наделал?

Он не смотрит на меня, не отрывает взгляда от своих ног.

— Я не…

Голос замирает. Я даю ему пощечину.

— Что ты наделал, черт тебя подери?

Он не поднимает глаз, голос прерывистый. Акцент усилился, трудно понять, что он говорит.

— Не знаю… Она вдруг начала кричать. Издавать все эти странные звуки. И я попытался заставить ее замолчать.

— Да… Тебе это удалось, Иван.

— Я испугался, подумал, вдруг кто услышит и зайдет. И я попытался заставить ее замолчать. А она еще хуже стала еще громче стала кричать.

Он зашмыгал носом. Обхватил себя руками и шмыгает.

— И вдруг совсем затихла.

Сидит, обхватив себя руками, механически качаясь взад-вперед. Как будто пытается себя утешить. Я даю ему еще одну пощечину, чтобы он совсем не отключился. Смотрит на меня. Я говорю как можно громче, не переходя на крик:

— Будешь здесь сидеть очень тихо, ни звука, и ничего не трогай. Просто сиди, понял?

Я сажусь в кресло рядом с ними. Закуриваю, пытаюсь сосредоточиться. Пытаюсь перегнать хоть какую-то часть крови из головы обратно в тело.

Он все еще смотрит на меня своими влажными карими глазами, маленький мальчик.

— Я… не нарочно.

— О чем я тебя просил?

— Помолчать…

Я киваю. Затем тушу сигарету и беру бокалы с вином и полупустую чашку с какао. Выхожу в туалет, беру из-под раковины дезинфицирующее средство. Мою руками, вытираю каким-то полотенцем, ставлю обратно в шкаф. Нахожу пару трусиков в верхнем ящике комода. Пару подходящих белых хлопковых трусов. Вытираю все вокруг. Плевать, останутся ли здесь мои отпечатки, не надо проводить специальное расследование, чтобы догадаться: я у нее бывал. Но Иван… Я вспоминаю, что он мог трогать. Косяк двери, когда заходил? Лампу у кровати? Он следит за мной глазами. Я заканчиваю у кровати.

— Где презерватив?

Он таращится на меня так, будто я попросил его полетать.

— Презерватив. Где презерватив?

Пустые глаза. Ноль. Тут он смотрит вниз:

— На мне…

Беру Ивана за руку и поднимаю с кровати. Сую ему между ног хлопковые трусы и стягиваю резинку. Аккуратно, чтобы сперма не попала на кровать или ковер. Заворачиваю презерватив в трусы. Велю ему одеться. Выхожу в ванную и спускаю трусы вместе с презервативом. Вода в унитазе едва не переливается. Приходится подождать и спустить несколько раз.

Я возвращаюсь, Иван уже одет. Стоит и тихонько подвывает, футболку надел задом наперед. Я стягиваю с него футболку, переворачиваю, снова даю ему. Беру за руку и вывожу, коридор пуст, мы спускаемся по лестнице, никого не встретив.