Кони, кони… - Кормак Маккарти Страница 31

Ты приехал сюда из Техаса?

Да, сэр.

Вместе с товарищем?

Да, сэр.

Ты и он – и больше никто?

Джон Грейди посмотрел на стол. Один кошачий силуэт сделался совсем тонким и косым. Остальные не изменили своих очертаний. Джон Грейди перепел взгляд на асьендадо и сказал:

Да, сэр. Только я и он.

Дон Эктор кивнул, затушил сигарету и встал.

Пойдем. Я покажу тебе лошадей.

Они молча сидели на своих кроватях друг напротив друга, уперев локти в колени, и смотрели на сложенные руки. Затем, не поднимая головы, заговорил Ролинс:

Это шанс. Почему бы тебе за него не ухватиться.

Если ты скажешь «нет», я откажусь…

Не для того ты покидал родные края, чтобы отказываться.

Но мы по-прежнему будем работать вместе. Пригонять лошадей и вообще…

Ролинс кивнул. Джон Грейди посмотрел на него в упор.

Ты только скажи, и я откажусь.

Еще чего! Это отличный шанс. Не надо его упускать.

Утром после завтрака Ролинс пошел в коровник, а когда вернулся на обед, то матрас на кровати Джона Грейди был скатан, а его вещи исчезли. Ролинс повернулся и пошел умываться.

Конюшню построили в английском стиле: с куполом, с флюгером. Комнатка Джона Грейди находилась рядом с седельной. Напротив была еще одна клетушка, в которой жил старик-конюх, работавший на отца Рочи. Когда Джон Грейди ввел в конюшню своего жеребца, старик вышел из каморки, посмотрел на Редбо, потом себе под ноги и наконец на Джона Грейди. Затем он повернулся, ушел к себе и закрыл дверь.

Днем, когда Джон Грейди работал с кобылой в коррале у конюшни, старик еще раз вышел. Джон Грейди поздоровался, тот кивнул и тоже поздоровался. Поглядев на кобылу, он сказал, что она коренастая, и еще произнес слово «речонча», но Джон Грейди не знал, что это значит. Когда он спросил, что это такое, старик описал рукой у себя над животом полукруг. Джон Грейди решил, что старик счел кобылу жеребой, и сказал, что это не так. Конюх на это только пожал плечами и удалился.

Когда Джон Грейди привел кобылу назад в конюшню, старик застегивал подпругу у вороного араба. Спиной к Джону Грейди стояла девушка. Когда тень от кобылы заслонила свет, она обернулась.

Буэнас тардес, сказал Джон Грейди.

Буэнас тардес, отозвалась девушка. Она протянула руку к подпруге, проверяя, как та сидит. Джон Грейди застыл в проходе. Девушка выпрямилась, забросила поводья через голову коня, вставила ногу в стремя и, оказавшись в седле, направила вороного к двери.

Поздно вечером, лежа в своей новой кровати, Джон Грейди слушал музыку, доносившуюся из хозяйского дома, и, уже засыпая, вызывал перед глазами образы лошадей, горы и снова лошадей. Диких мустангов на столовой горе, которые никогда не видели пешего человека и которые понятия не имели о том, кто такой Джон Грейди, но он знал, что обязательно войдет к ним в души и останется там.

Неделю спустя Ролинс и Джон Грейди опять поехали в горы с мосо и двумя вакеро и, когда мексиканцы, завернувшись в одеяла, заснули, еще долго сидели у костра и пили кофе. Ролинс вытащил кисет, а Джон Грейди – пачку сигарет, которую и протянул Ролинсу.

Откуда у тебя фабричные, спросил Ролинс, убирая кисет.

Из Ла-Веги.

Ролинс кивнул, извлек из костра головешку прикурил. Джон Грейди наклонился к нему и сделал то же самое.

Значит, она учится в Мехико?

Угу.

Сколько ей лет?

Семнадцать.

Понятно. А в какой школе учится?

Точно не знаю. Говорит, в частной.

С выкрутасами, значит, школа! Не для простых.

Похоже, так.

Все правильно, усмехнулся Ролинс, затягиваясь. И школа с выкрутасами, и барышня тоже.

Это ты зря.

Ролинс полулежал, прислонившись спиной к седлу и вытянув ноги к костру. Подошва его правого сапога отставала, и он закрепил ее через рант проволочными колечками.

Видишь ли, приятель, начал он, глядя на сигарету, я уже пытался тебе кое-что втолковать, но ты и тогда не услышал, да и теперь, похоже, не захочешь.

Я понимаю, к чему ты клонишь.

А я понимаю, что приятно пролить слезу на сон грядущий.

Джон Грейди промолчал, а Ролинс продолжал:

Учти, она небось якшается только с такими, у кого есть свои самолеты. А про авто и говорить не приходится…

Наверно, ты прав.

Рад это слышать.

Но слова ничего не меняют, ты это хочешь сказать?

Ролинс снова затянулся. Они долго сидели и молчали. Потом Ролинс бросил окурок в костер, сплюнул и сказал:

Лично я на боковую.

Ценная мысль, кивнул Джон Грейди.

Они расстелили одеяла. Джон Грейди стащил сапоги, поставил их радом и улегся, вытянув ноги. Костер почти совсем догорел, и Джон Грейди лежал и смотрел на звезды, на светящиеся сгустки раскаленной материи, которые испещряли небосвод. Внезапно он раскинул руки по сторонам и крепко-крепко прижал к земле ладони. Ему показалось, что он – единственная неподвижная точка в пребывающем в постоянном движении мире.

Как ее зовут, услышал он из темноты голос Ролинса.

Алехандра… Ее зовут Алехандра.

В воскресенье днем Джон Грейди и Ролинс отправились в поселок Ла-Вега на лошадях из того табуна, с которым так много работали. Эскиладор на ранчо постриг их овечьими ножницами, и теперь их шеи над воротниками сделались странно белыми, словно шрамы. Они ехали, надвинув шляпы на брови, и посматривали по сторонам с таким видом, будто были готовы в любой момент принять вызов этих мест и всего, что они в себе таили. Они устроили призовую скачку на пятьдесят центов, и Джон Грейди одержал победу. Потом они поменялись лошадьми, и снова удача оказалась на его стороне. Они перевели лошадей с галопа на рысь, и те бежали разгоряченные и в мыле. Когда кони неслись по дороге, крестьяне с корзинами овощей и фруктов и ведрами с домашним сыром жались по обочинам, а кое-кто на всякий случай прятался в кустах и кактусах. Мексиканцы с удивлением взирали на юных всадников. Животные грызли удила, с их морд летела пена, а седоки отрывисто переговаривались на каком-то непонятном языке и погоняли коней. Казалось, им тесно в этом пространстве и они вот-вот взорвут этот мир, но бешеный смерч пролетал, оставляя позади все как было. Пыль, солнце, чириканье птиц.

Они зашли в магазинчик. На полке лежали стопки рубашек. Те, что были сверху, даже будучи снятыми и развернутыми, сохраняли более светлые квадраты – куда падало солнце или пыль, или и солнце, и пыль одновременно. Ролинс перемерил немало рубашек, прежде чем отыскал такую, у которой рукава не были коротки. Хозяйка вынимала булавки, которыми были сколоты рубашки, и, держа их во рту, прикладывала рукав к руке покупателя и горестно качала головой. Выбрав по паре новеньких, негнущихся джинсов, Джон Грейди и Ролинс отправились в примерочную, каковой служила спальня в задней части магазинчика, где стояли три кровати и цементный пол был когда-то покрашен в зеленый цвет. Усевшись на одну из кроватей, покупатели начали пересчитывать деньги.