Мечтатели Бродвея. Том 1. Ужин с Кэри Грантом - Малика Ферджух Страница 31

Лысые веки заморгали.

– Мне одного жаль, – буркнул мальчишка, стиснув зубы, – что я не родился в другой семье.

Миссис Конигсберг бросилась на него, чтобы… Но намерений любящей матери так никто и не узнал: блондин-осветитель перехватил ее руку и остановил фурию одним взглядом своих светлых глаз.

– Это ваш сын, мэм, – спокойно сказал он. – Будьте с ним ласковы.

Он произнес это тихо, ровным голосом и так умиротворяюще, что ошеломленная мать застыла с открытым ртом.

– Будьте же ласковы, – повторил молодой человек.

Самым ласковым здесь был он.

Режиссер, оператор и ассистентка подхватили миссис Конигсберг под мышки и без дальнейших церемоний вывели из студии вместе с отпрыском. После этого дверь заперли на засов.

Дон Льюис вытер несуществующий пот со лба.

– Перерыв на кофе! – объявил он.

Но миндалины Шик наотрез отказывались от любой жидкости. Она отыскала стул в сторонке, где потише.

Впредь она пообещала себе следить за обложками журналов. Аллан Конигсберг появится однажды в «Тайм» или «Сатердей ивнинг пост», она была в этом уверена.

Шик посидела немного, что-то ища глазами вокруг себя. Вдруг до нее дошло: не что-то, а кого-то. Ей хотелось сказать пару слов светловолосому осветителю, поблагодарить его за мальчишку. Увидев его, она привстала, но он уже выходил из студии со своим оборудованием. Шик села, чувствуя себя глупо.

– Готовы? – как из-под земли вынырнул Льюис с недопитым стаканчиком в руке. – За работу.

Девушка с достоинством поднялась и взяла курс на банки с супом.

– Если вы где-нибудь встретите мой желудок, – вздохнула она, – будьте добры, доставьте его мне.

* * *

Репетиция еще не началась. Манхэттен повела Джослина прямо к Майку, который изучал эскизы, присев в середине ряда на спинку кресла. Она представила ему Джослина из Франции («Пари-и», – вполголоса уточнил Джослин).

Хореограф насмешливо поднял бровь. Манхэттен залилась румянцем. Он принял его за ее дружка.

– Надеешься поглазеть? – сказал он Джослину. – Ба… Поверь мне, после четырех часов упражнений ножки – это всего лишь подпорки, чтобы на них стоять. Ладно, пусть только не мешает, – кивнул он, возвращаясь к рисункам. – Поторопись, цыпа, время поджимает.

Манхэттен предложила Джослину сесть где-нибудь в глубине зала, а сама побежала к кулисам. Майк дал отмашку, и репетиция началась.

Каждые десять секунд Джослин щипал себя за подбородок и щеки: ему не верилось, что это он, Джослин Бруйяр, здесь, на Бродвее, смотрит, как бьют степ два десятка девушек, все как на подбор сногсшибательные.

Даже Манхэттен преобразилась в сущую чертовку, целиком отдавшись танцу. Она притопывала, подпрыгивала, сияла… Глаз не оторвать.

Невидимый в потемках, Джослин свернулся клубочком в бархатном кресле, как эмбрион в своем органическом алькове, и пожирал глазами всё вокруг. Его накрыла, поглотила эта полная света ночь.

Чьи-то голоса внезапно вырвали его из блаженного оцепенения. Пианино смолкло. Пятки танцовщиц перестали отбивать ритм.

Среди девушек откуда ни возьмись появилось создание, скажем прямо, необычайное. Женского пола, но явно не танцовщица. В плаще из белых и золотистых перьев оно походило на птицу с ярко-красным клювом и выглядело сказочно и жутковато.

– Что вам надо, Юдора? – всполошился Майк.

– Когда кончится этот музыкальный тарарам, – ответила сверкающая птица, – может быть, я смогу наконец отрепетировать мой номер?

Хореограф в два прыжка преодолел проход и вскочил на сцену.

По цепочке кордебалета пробежал трепет. Кто вздыхал, кто закатывал глаза, кто ждал грозы, уперев руки в бока. Две хористки, присев прямо на пол, растирали щиколотки.

– Девушки не могут танцевать без музыки. И репетировать без пианино.

– А я не могу петь, когда этот олух барабанит по клавишам!

Мэнни побледнел. Хлопнула крышка рояля.

– Он или я! – взвизгнула Юдора.

– Я или она! – оглушительным эхом отозвался Мэнни.

Все остолбенели.

– С меня довольно! Я ухожу! – вдруг прорвало Мэнни. – Этой кривляке мало места, где вертеть своим толстым…

Он схватил свой пиджак, висевший на зеркале, и повернулся к ошеломленной труппе.

– Больше я не потерплю оскорблений от этой павы. Пока.

Никто не успел и глазом моргнуть, как Мэнни направился прямиком в бухгалтерию, потребовал жалованье за неделю и покинул «Рубиновую подкову», хлопнув дверью.

Майк Ониен рухнул в кресло и схватился за голову. Хористки, сбившись в стайку, молчали. Только Глория Ли отважилась подойти к гимнастическому станку и разминалась.

– Нужен пианист, иначе плохи наши дела.

– Бенни Гомес был свободен в прошлом месяце. Может быть, он еще не ангажирован. Есть еще Фэтс Леннокс, если он не в турне. Составим список?

– Отыскать пианиста для репетиций в репетиционный период? – невесело усмехнулся Майк. – Это всё равно что пытаться почесать нос ногой.

– А я могу! – отозвалась Глория Ли от станка. – Легко.

Она выгнулась и действительно большим пальцем ноги коснулась носа.

– Попробуем.

– Почесать нос?..

– Хоть из-под земли достать окаянного чертова пианиста! – рявкнул Майк.

– Если это срочно… У меня есть знакомый пианист.

Манхэттен подошла к краю сцены, заслонив рукой глаза от света.

– У меня есть знакомый пианист, – повторила она, кусая губу. – Он, правда, никогда не аккомпанировал на репетициях, но, мне кажется, справится. Остается его уговорить.

Майк вскочил на ноги.

– За этим дело не станет. Он свободен? Прямо сейчас? Работа у него в кармане. Где он?

От Манхэттен, как от Чеширского кота, видна была только улыбка. В свете огней рампы стекла ее очков казались непрозрачными.

– Здесь. Вернее, там. В дальнем углу. Джо? Джо, подойди сюда, пожалуйста!