21 год без тебя - Алина Ермолаева Страница 31

«Иногда я чувствую себя заблудившейся чайкой, которая по ошибке улетела слишком далеко от моря, а теперь никак не может его найти. Чайкой, которая кружит над сушей, всматриваясь вниз, напрасно выискивая хоть какой-то признак родной солёной стихии. Чайкой, которая не может успокоиться, потому что она потерялась и больше не знает, где её дом. В такие минуты глубочайшего одиночества, которое залетает мне в душу внезапно и очень резко, я ощущаю себя абсолютно чужой в этой реальности. Словно я не отсюда, словно я потеряла моё море…»

Профессор Иконникова зачитала вслух эссе. Его написала Алиса на одном дыхании, когда студентам было задано коротко изложить свое состояние.

– Браво, Круглова. Потрясающая работа. Тонко и лаконично. Скажите, Вы вошли в образ, когда писали, или это ваши собственные ощущения?

Вопрос показался Алисе бестактным.

– А разве это имеет значения? – с вызовом ответила она.

– Не думайте, что я интересуюсь из праздного любопытства, милая леди.

Пожилая профессорша поправила очки на носу и продолжила.

– Это очень важно в литературе – состояние погружения. Когда писатель погружен в чужой, выдуманный образ, он поступает, как мастер, ибо постоянно вытаскивать чувства и эмоции из собственный души – это означает очень быстро израсходовать себя и перегореть. Однако наиболее пронзительные вещи мы все-таки извлекаем из собственного сердца.

Она немного помолчала и добавила:

– На самом деле, мне не нужен Ваш ответ, Алиса. Я и так все вижу. Думаю, аудитория тоже. Это эссе написано сердцем. Не говорю, что так писать нужно всегда. Берегите свои силы, они вам понадобятся для написания книг. Но то, что я сейчас прочла – потрясающе. Я Вас попрошу, Круглова, задержаться после лекций.

– Хорошо, – согласилась Алиса.

Как будто у нее был выбор. Профессор Иконникова Мария Федоровна была очень строга. Она всегда придирчиво разбирала работы студентов, разложив каждое предложение и каждую мысль по полочкам. То, что она сегодня хвалила Алису, было большой неожиданностью, ведь обычно от нее студентам доставалась лишь нещадная критика.

Когда все разошлись, Иконникова пригласила Алису сесть поближе к профессорскому столу для беседы.

– Вот, что я скажу, Круглова. Ваше эссе бесподобно. Я и ранее была впечатлена Вашими работами, однако сегодня Вы превзошли саму себя. Не сочтите это за любопытство, но я хотела бы задать личный вопрос.

Алиса пожала плечами. Этот жест означал, что тема ей неинтересна, но раз профессор желает знать, придется поделиться своими откровениями.

– Скажите, Алиса, Вы действительно чувствуете одиночество в этой реальности? Или же Вы описали несколько аллегорично? Вам одиноко именно ЗДЕСЬ?

И Иконникова сделала взмах руками.

– Я давно чувствую свою инородность, – призналась Алиса.

– Мы так часто тоскуем по своему счастью где-то в далёком будущем, или, по тому, что навеки осталось в прошлом, не сбылось, не случилось, что не замечаем своего счастья настоящего. А ведь так часто оно совсем рядом с нами, на расстоянии вытянутой руки…

– Мария Федоровна, извините, но я бы не хотела обсуждать такие личные вопросы.

– Алиса, ты пишешь потрясающе. Очень тонко для твоего возраста. С таким феноменом приходится сталкиваться крайне редко. Думаю, у тебя очень большой талант.

– Спасибо.

– Но меня беспокоит твой настрой. Тема одиночества проходит через все, что ты пишешь. Не сердись на меня, я не стану ковырять твое сердце. Ты просто очень напоминаешь меня в молодости.

Алиса улыбнулась. Ей трудно было представить эту пожилую женщину юной.

– Да, представь себе, и я была когда-то молодой мечтательницей, которой ее действительность казалась неуютной. И мне очень близко то, что ты пишешь, К примеру, вот это. Она взяла листок и зачитала:

«Я так устала… У меня такое чувство, словно на хрупких моих плечах лежит целая тонна вселенской печали. Она придавила намертво, заперев все надежды и мечты в моём теле, мне её с себя не стряхнуть, не убрать, как ни старайся. А сколько внутри меня нежности, которую некому больше дарить, а она зачем-то всё растёт и растёт, словно ком, в моей груди, мешая мне дышать, делая больно сердцу и сбивая его с нормального ритма. Я спрашиваю себя: „Зачем мне это всё, если оно никому не нужно?“. Ведь любовь, заточенная в клетке твоих рёбер подобна опухоли, которая убивает. Любовь нужно дарить, отдавать кому-то на радость, иначе она уничтожит тебя…»

Профессор сняла очки и потерла глаза, словно пытаясь убрать с них невидимые слезы.

– Вот, что я хочу тебе сказать, – наконец, произнесла она. В какой бы реальности ты ни родилась, нужно быть в ней счастливой. Мы не выбираем родителей, страну и эпоху для рождения. Но только нам выбирать – идти с улыбкой на лице по жизни, или дарить миру слезы. Ты яркий человечек, Алиса Круглова. Так и живи ярко. Купи себе яркую помаду, одежду, которая не будет скрывать твою хрупкую фигурку, а только подчеркнет твою нежность. И тогда ты обязательно встретишь того, с кем позабудешь об одиночестве навсегда.

– Мария Федоровна, – промолвила Алиса. Вы мой ангел.

Пожилая женщина подмигнула девушке и сказала:

– Все мы друг другу ангелы. Ты тоже мой ангел.

– Я? – удивилась Алиса. – Но почему?

– Твои работы заставляют меня перенестись в мою юность. А это, скажу я тебе, дорогого стоит. Ну, идите Круглова, не стану Вас больше задерживать.

Алиса подхватила рюкзак и направилась к двери.

– Спасибо, Мария Федоровна, за беседу, – сказала Алиса уже в дверях.

– И Вам спасибо, Круглова. И купите себе красную помаду, Вам пойдет.