Я была до тебя - Катрин Панколь Страница 30

Как-то раз в доставленной из Франции газете она прочитала длинную статью, посвященную той самой гадалке, на прием к которой ходила. Та успела прославиться. Покинула свою темную двухкомнатную квартирку в 18-м округе. Теперь ее консультация стоила тысячу франков за полчаса. К ней ломился весь Париж. Люди записывались за два-три месяца вперед. Надежда всколыхнулась в ее сердце — в тот вечер они ужинали в ресторане.

Она ждет уже два года. Ничего, надо еще немного потерпеть. Идеальный мужчина, сказала гадалка, не мужчина, а само совершенство. Неужели это не стоит малюсенькой жертвы?

— Ну, и что ты собираешься делать после школы? — ласково спросила она сына, который сидел, закинув одну длиннющую ногу на другую, поставив локоть на колено и опершись о ладонь подбородком. Вылитый отец.

— Я рисовать люблю… Может, поступлю в художественное и…

— Об этом не может быть и речи, — резко перебила она. — Это не профессия. Ты станешь фармацевтом, ветеринаром или зубным врачом.

— Как Арман-младший?

— Фу, нашел что вспоминать! И вообще, нечего раздувать из мухи слона! Такое происходит со всеми девочками. Меня тоже, когда мне было тринадцать, каждый день подкарауливал возле школы какой-то тип. Он был в плаще, а под плащом — голый, подваливал ко мне и доставал свою штуку. Я рассказала матери, а она пожала плечами и велела мне ходить другой дорогой. И нисколько не испугалась. Я сама с ним разобралась, и никто не умер.

— Я не стану ни зубным врачом, ни фармацевтом, ни ветеринаром. Я терпеть не могу зубы, лекарства и животных…

— Рисование — это несерьезно. Ты что, цыган какой-нибудь? Тебе нужна настоящая профессия.

— Тогда не спрашивай, чем я хочу заняться. Решай сама. Ты же всегда все за всех решаешь, — ответил он, распрямляя ноги и вытягиваясь всем телом. — Давай лучше сходим куда-нибудь. Сил уже нет торчать в этой конуре. И вообще, я хочу домой, во Францию. Твоя гадалка тебя наколола.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Я твоя мать. После всего, что я сделала, чтобы вас вырастить! Чтобы тебя вырастить! Никогда об этом не забывай!

— Даже если б захотел, у меня вряд ли получится. Ты же долбишь об этом день и ночь.

— Если бы не я, вы очутились бы на улице! Ночевали бы под мостом или ишачили на почте с тринадцати лет!

— Слушай, времена Золя давно прошли…

— С вашим отцом вся моя жизнь была сплошной Золя! И не смотри на меня так! Как вспомню, сколько я для вас сделала! Господи, ну и дура я была! Надо было сдать вас в приют.

— Ну вот, начинается, — бормотал мой младший брат, но она его не слушала.

Она продолжала свой монолог, на ходу сплетая терновые венки и нахлобучивая их себе на голову — поглубже, поглубже! — а потом взывала к мести. Отомстить! Она талдычила одно и то же. По части ненависти у нее имелись свои пунктики, и по каждому из них она проходилась снова и снова, плюясь ядом почище мандрагоры.

— Ну что, скажите на милость, есть в этой мадам Юблин, чего нет у меня? Толстая корова, страшная, как смертный грех, все ноги в варикозе, а вот тебе — замужем за потрясающим мужчиной. Ну, скажи, в чем тут дело, а? Я тебя спрашиваю!

— Она — жена посла, — со вздохом отвечал мой брат, уныло перемешивая соломинкой сок папайи.

— Она американка, замужем за американцем, живет во дворце с кондиционером и телевизором, каждый вечер у нее коктейли, одевается у лучших кутюрье. А что такого она сделала в своей жизни, чтобы все это заслужить? Ничего. Ей это просто свалилось с небес, и она теперь сидит и холит свое сало, а вокруг нее суетятся полуголые слуги…

Он пожимал плечами, она же вновь принималась за свое:

— Зато из меня вышла бы идеальная жена посла! Идеальная!

От ненависти она не говорила, а высвистывала слова, потом залпом допивала бокал и наливала себе еще.

Ей пришлось проторчать на Мадагаскаре семь лет. Семь лет ожидания, на протяжении которых она изучала в зеркале свое лицо, находя вокруг глаз все новые мелкие морщинки. И все семь лет она на чем свет кляла этот проклятый остров, куда вовек не сядет «боинг», битком набитый американцами. Все семь лет она следила по газетам за головокружительным взлетом своей гадалки, которая теперь по утрам читала по радио гороскоп, выпускала книги с предсказаниями, выступала по телевидению и требовала за консультацию уже тысячу пятьсот франков. Она и ее проклинала, как проклинала себя и свою доверчивость. Опрокинутый стакан с виски выливался на сукно стола для игры в бридж. С коллегами по работе она вообще перестала разговаривать.

По истечении этих семи лет она не солоно хлебавши вернулась во Францию.

Рассматривать — пристально смотреть на что-либо или кого-либо, стараясь увидеть как можно лучше.

Глагол «рассматривать» имеет и еще одно значение, несущее интеллектуальный или моральный оттенок. Рассматривать — значит принимать что-то во внимание, считаться с чем-то.

Производное от глагола «смотреть», означающего также «заботиться о ком-то».

Они все прошли перед моей матерью, я имею в виду — мои претенденты. Как оловянные солдатики на смотру. Я не отдавала себе в этом отчета, но мне требовалось ее одобрение, чтобы отдаться желанию, которое они мне внушали.

Я таскала ее с нами по ресторанам, в кино, в поездки на уикенд. Она усаживалась на заднем сиденье машины и жгла взглядом своих черных глаз затылок водителя. Какой смысл покупать бензин высшего качества, бурчала она, и на обычном можно прекрасно ездить, и вообще, когда вы поменяете двигатель на дизельный, это намного практичнее. В ресторане обязательно совала нос в счет и в ярости пожимала плечами, если сумма казалась ей чрезмерной. Интересовалась у каждого, говорит ли он по-английски, есть ли у его родных собственный дом, сколько он зарабатывает, — да ну? как много, вот учителям столько не платят, знаете, какая у меня будет пенсия, когда я кончу работать, и это — до конца жизни, до конца всей моей несчастной жизни.

Я оборачивалась, взывала к ней: «Мам, ну мам!» — гладила ладонью затылок моего спутника, чтобы смягчить последствия ожога, включала музыку погромче. Она в ответ только крепче прижимала к себе сумочку и глухим голосом повторяла: «Я знаю, что я знаю, и никто меня не переубедит».

Ее всегда что-нибудь не устраивало. Слишком старый, слишком молодой, недостаточно солидный, недостаточно практичный, нет страховки на квартиру, дурацкая профессия, никакой перспективы. А ты заметила? У него жирные ляжки. Не знала, что тебе нравятся толстые мужики. Он тебя раздавит. Никакого удовольствия не получишь. Я бы точно не получила.

Я сжимала челюсти и выдавливала из себя принужденную улыбку, лишь бы избежать скандала. Я изображала из себя миротворца. Пыталась умиротворить мужчину, который начинал скрипеть зубами. Ты знаешь, убеждала я, она очень одинока, всю жизнь пахала как лошадь, нельзя же совсем ее забросить — после всего, что она для нас сделала.